Циклоп - Клайв Касслер (1986)

— Кого оставить?

Генерал ответил ему насмешливым взглядом.

— Пятьдесят советских гражданских с женами и семьями и две сотни солдат из ваших подразделений.

— Вы понимаете, о чем говорите?

— Безусловно. Мы не сможем обвинить ЦРУ в смерти сотен тысяч людей, если и сами не понесем потери. Русские должны погибнуть вместе с кубинцами. И только тогда мы пожнем все плоды пропаганды, которая поможет нам как следует расчистить дорогу для нового правительства.

— Я не могу позволить себе просто выбросить на ветер жизни двухсот пятидесяти наших соотечественников.

— Почему–то совесть не стала тревожить вашего отца, когда он обезвреживал немецкие минные поля, посылая на них ничего не подозревающих солдат[22].

— Тогда была война.

— Сменился лишь враг, — равнодушно сказал Великов. — Мы находимся в состоянии войны с Соединенными Штатами с 1945 года. Цена людских жизней — ничто, если нам удастся взять под контроль Западное полушарие. Споры бессмысленны. Вы должны выполнить свой долг.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы КГБ читал мне лекции о моем долге перед Родиной, — беззлобно ответил мужчина.

Генерал пожал плечами:

— Каждый из нас занимается своим делом. Вернемся к операции «Ром и кола». После взрыва ваши войска вернутся в город, окажут медицинскую помощь пострадавшим и проведут спасательные операции. Мои люди проследят, чтобы власть перешла в наши руки. Кроме того, я соберу иностранных журналистов, чтобы весь мир увидел отважных советских солдат, помогающих раненым уцелевшим людям.

— Как военный, я должен сказать, что это гнуснейшая операция. Не могу поверить, что товарищ Антонов согласился на такое.

— У него были для этого веские причины, и я, в частности, не ставлю их под сомнение.

Колчак прислонился к краю стола, поникнув плечами.

— Составлю список тех, кто останется в городе.

— Спасибо, генерал–полковник.

— Остальное подготовлено, полагаю?

Великов кивнул.

— Мы с вами будем сопровождать братьев Кастро на парадную трибуну. У меня с собой будет карманный радиопередатчик, он детонирует взрывчатку на первом корабле. Когда Кастро начнет свою длинную, как всегда, речь, мы непринужденно выйдем к поджидающему нас автомобилю. После трго как мы отъедем на безопасное расстояние — у нас будет около получаса, чтобы отдалиться на пятнадцать миль, — я нажму на кнопку передатчика, и произойдет взрыв.

— А как мы объясним наше чудесное спасение? — язвительно спросил Колчак.

— Сначала нас объявят мертвыми или пропавшими. Спустя какое–то время найдут среди раненых.

— И как мы будем ранены?

— Достаточно сильно, чтобы выглядело убедительно. Рваная форма, немного крови и несколько поддельных ран, скрытых под повязками.

— Как два хулигана, нашкодивших в гримерной театра.

— Не самая подходящая метафора.

Генерал–полковник повернулся, с грустью выглянул в окно штаб–квартиры на оживленные улицы Гаваны и вымученно произнес:

— Не могу поверить, что завтра в это же время весь город превратится в дымящиеся развалины, где будут царить страдание и смерть.

Поздним вечером президент сидел за рабочим столом. Снова все путалось, черное было невозможно отличить от белого. Должность главы правительства требовала постоянно идти на риск. Победы над конгрессом были подпорчены их поправками к законопроектам, его внешнюю политику активно критиковали мировые лидеры, пока от первоначальных предложений не оставалась лишь самая малая часть. Теперь он пытался спасти жизнь человеку, который на протяжении тридцати лет считал США врагом номер один. Он задумался, какую важность для человечества будут иметь эти события лет через двести.

В кабинет вошел Дэн Фосетт с большой чашкой кофе и бутербродами.

— Овальный кабинет никогда не спит, — с наигранной бодростью сказал он. — Ваше любимое блюдо — тунец с беконом.

Он поставил тарелку перед президентом и налил кофе.