– Я был в отчаянии. Если подумать, я совершил очень, очень глупый поступок, – добавляет Кэл. – Но это сработало. Она обещала освободить тебя, как только представится возможность. Такой возможностью стала свадьба. Очевидно, бабушка оказала поддержку Воло Самосу, чтобы обеспечить тебе побег, и оно того стоило. Ты здесь благодаря ей.

Я говорю очень медленно. Ничего не хочу упустить.

– То есть ты предупредил ее о предстоящей атаке на Археон?

Он стремительно подходит, опускается на колени и берет меня за обе руки. Пальцы у него обжигающе горячие, но я заставляю себя не отстраняться.

– Да. Она, оказывается, общается с Монфором активнее, чем я думал.

– Она общалась с повстанцами?

Кэл моргает.

– И продолжает.

– Но как? Как это возможно?

– Полагаю, тебе не нужно объяснять, как работает радио и передатчики. – он улыбается. Меня эта шутка не забавляет. – Монфор, очевидно, готов сотрудничать с Серебряными, каковы бы ни были их способности, лишь бы это помогло республике достичь своих целей. Но речь идет о сотрудничестве… – он подбирает нужные слова, – на равных. Все стороны хотят одного и того же.

Я недоверчиво фыркаю. Серебряные, члены королевской семьи, заключили союз с Монфором… и Гвардией? Просто нелепо.

– И чего они хотят?

– Свергнуть Мэйвена.

Меня охватывает холод, невзирая на летнюю жару и близость Кэла. На глаза неудержимо навертываются слезы.

– Но монархию они наверняка хотят сохранить.

– Нет.

– Серебряный король, которого Монфор сможет контролировать, но в любом случае Серебряный король. А Красные, как всегда, в грязи.

– Клянусь тебе, нет.

– Да здравствует Тиберий Седьмой, – шепотом говорю я, и он вздрагивает. – После того как Дома восстали, Мэйвен допросил выживших. И все умерли с этими словами на устах.

Лицо Кэла полно печали.

– Я этого не просил, – буркает он. – И никогда не хотел.

Молодой человек, который стоит передо мной на коленях, был рожден, чтобы править. Желаниям нет места в воспитании принца. Кэла отучили желать в раннем возрасте и заменили желания долгом. Представлениями о том, каким, по мнению его злополучного отца, должен быть король.

– Ну а чего ты хочешь?

Когда Килорн задал мне тот же самый вопрос, я получила цель, точку приложения силы, путь в темноте.

– Что тебе нужно, Кэл?

Он немедленно отвечает, сверкнув глазами:

– Ты.

Его пальцы сжимаются крепче, но не становятся горячей. Он сдерживается по мере возможности.

– Я люблю тебя, и больше ничего на свете мне не нужно.

«Любовь» – слово не из нашего лексикона. Мы испытываем любовь, знаем о ней, но не говорим о чувствах вслух. В этом есть что-то окончательное. Признание станет точкой невозврата. Я – воровка. Знаю все ходы и выходы. А еще я была в плену. И ненавижу запертые двери. Но глаза Кэла так близко и полны жгучей страсти. И я чувствую то же самое. Пусть даже эти слова меня пугают, они правдивы. Разве я не решила, что тоже начну говорить правду?

– Я люблю тебя, – шепчу я и наклоняюсь, чтобы прижаться к нему лбом.

Его ресницы, трепеща, касаются моей кожи.

– Обещай. Обещай, что не уйдешь. Обещай, что не вернешься к ним. Обещай, что не разрушишь то, ради чего погиб мой брат.

Тихий вздох долетает до моего лица.

– Обещаю.

– Помнишь, как мы решили не отвлекаться?

– Да. – и Кэл проводит пылающим пальцем по моим сережкам, касаясь каждой по очереди.

– Отвлеки меня.

26. Мэра