Астровитянка (сборник) - Николай Горькавый

Вечером Ксения снова сидела за компьютером и писала своему любимому Мушкетёру.

– Сартр восхитителен! Слушай: «Слова – своего рода ловушки, служащие для возбуждения чувств». «Каждая книга есть призыв».

Мушкетёр ответил:

– Книга – это лишь зафиксированный монолог одинокого рефлексирующего человека.

Ксения горячилась:

– Сартр думает иначе: «Говорить – означает действовать, любая названная вещь уже не та, какой была до того, она потеряла невинность». «Человек понимает, что слова – это „заряженные ружья“. Когда он разговаривает – он стреляет».

Мушкетёр откликнулся:

– По-моему, настоящая литература – это лишь взрослая игрушка языка, плетение красивых и стильных словес.

Ксения даже обрадовалась.

– Сартр уже возразил тебе: «Конечно, стиль делает прозу более ценной. Но мы не должны его замечать. Слова прозрачны, и взгляд проникает сквозь них, нелепо пережимать его мутными стеклами».

Мушкетёр смолчал. Ксения возбуждённо набирала:

– А вот это просто гениально: «Архитектор может жить в построенном им доме, а писатель не может читать то, что он написал. Читающий человек предвидит, ожидает. Он предугадывает конец фразы, начало следующей, очередную страницу, они должны подтвердить или опровергнуть его предположения. Процесс чтения состоит из множества гипотез, фантазий и пробуждений, радужных надежд и горьких разочарований. Читатель забегает вперёд строки – в будущее, которое частично рушится, частично утверждается по мере приближения к финалу книги, оно отступает со страницы на страницу, словно подвижный горизонт литературного пейзажа».

Мушкетёр, видимо, растерялся от такого напора и вильнул, заявив немного невпопад:

– Литература социальна, она задаёт систему координат для людского многообразия. Встречаешься с девушкой: «А вам „Мастер и Маргарита“ нравится? А Шекспир? А литгруппа „Бумажный перец“?» И по ответам понимаешь – близки ли вы с этой девушкой в интеллектуальном пространстве и стоит ли в неё влюбляться.

Мысль, что Мушкетёр может в кого-то влюбляться, очень не понравилась Ксении. Она снова перевела взгляд на строки Сартра:

«Произведения человеческого духа – это маленькие неприкаянные души, приобретённые по сходной цене… Послание – это душа, превращённая в объект. Душа, что с ней делать? Её следует почтительно рассматривать на расстоянии. Не принято без веских на то оснований раскрывать свою душу на людях. Но, по общепринятому согласию, при соблюдении известной сдержанности, кое-кому разрешено выставлять свою душу на продажу, и совершеннолетние могут её приобрести».

И неожиданно в Дюймовочке что-то сломалось. Она почувствовала себя маленькой неприкаянной душой, которую никто не хочет приобрести; посланием, которое летит в космосе уже сто тысяч лет, и никто его никогда не поймает.

Она, не прощаясь с Мушкетёром, выключила экран и зарыдала – как маленькая девочка, которую не взяли в балетную студию.

22.6.Исторический роман

В сенях загрохотали сапоги. Они вошли, липкие и чёрные, и зашагали по чистому полу и домотканым половикам. И в лица вошедших смотреть не надо – по бесцеремонности грязных сапог в его доме Прокопу всё стало понятно. Сердце сжалось, и он посмотрел на детей, жмущихся к матери. Шестеро. Что же с ними будет?

– Прокоп! – слишком громко гаркнул главный из вошедших, сосед Демид. – Собирайся! Высылаешься на север, как есть кулацкий елемент. С семьей.

Жена Устинья заголосила как над покойником.

Бесполезно – этих пришельцев ничем не разжалобишь и не испугаешь: они уже испуганы до смерти. И топят других, спасая себя. Прокоп два года назад отказался вот так ходить и судить – и самого посадили на три месяца. В тюрьме он всё понял про этих, с винтовками. Винтовка – инструмент нехитрый, с ним легко управиться. Корову да пшеницу надо растить долго, да с трудом, да с умом. А тут – винтарь взял и всё у соседа отнял.

Р-р-аз! Быстро.