Смерть императора - Александр Старшинов (2014)

По улицам Селевкии гостя несли на наемных носилках шестеро чернокожих носильщиков. Колебались легкие занавеси лектики из полупрозрачной ткани. Начищенные бронзовые украшения на ручках сверкали в лучах солнца. Обнаженные по пояс, натертые маслом носильщики шагали бодро. Гость выбрал самую дорогую лектику в коллегии и носильщиков – тоже самых лучших. Держался надменно, смотрел свысока. Шапка черных с проседью мелко вьющихся кудрей, оливковая кожа (лицо, скорее, загорелое, нежели природно смуглое), длинная хатрийская туника с вышивкой, пояс из золотых пластин, на груди – изображение бога Шамша. Двое рабов выступали впереди, расталкивая прохожих на запруженных народом улицах Селевкии. Еще два спутника ехали следом верхами – тоже в хатрийских нарядах, но при этом поверх туник надели они сверкающие кольчуги. Один из всадников был смуглый крепыш средних лет, второй – здоровяк, чьи ноги едва не касались земли, хотя кобыла под ним была не из мелких. А возле носилок шагал юноша, тоже в хатрийской тунике, но без украшений и вышивок и в накинутом поверх синем греческом плаще.

– Ну и зачем нам все эти сатурналии[50]? – спросил крепыш, наклоняясь к сидевшему в носилках хатрийцу.

Хатриец неожиданно ответил на латыни:

– А как, ты думаешь, воспримут в Селевкии появление римского военного трибуна? Уж коли мы вошли в город под чужими именами, то и передвигаться должны по нему не как римляне.

– Хорошо, что на нас никто не смотрит. Тут всяких ряженых полным-полно – вот взять хоть того в шелках… – фыркнул крепыш. – А на хатрийца ты, Приск, все равно мало похож – даже если учесть, что Менений целый час завивал твои волосы.

Шагавший рядом с лектикой юноша хмыкнул.

Трибун не ответил. Весь день ушел на подготовку этого спектакля – да еще на составление послания к Пакору с просьбой принять Илкауда из рода Шамшбораков. Но, похоже, сейчас трибуна занимало что-то другое, а не странный вид римлян в хатрийских нарядах.

– Не понимаю, что ты вообще задумал… Как бы не вышли нам твои планы боком… – продолжал ворчать Кука. – Тебя слишком увлекает сам процесс, и ты перестаешь думать о цели…

– Погоди! – оборвал его Приск. – Видишь вон того человека? – Трибун указал на здоровяка в черной хламиде.

– Вижу… и что? Рожа зверская.

– Это Амаст. Он сильно изменился, но я его узнал… Немедленно… – Приск умолк и оглядел своих спутников. Ни он сам, ни Кука, ни Малыш в своих сверкающих кольчугах для слежки не годились. Взгляд Приска остановился на Менении.

– Живо за ним! Преследуй аккуратно – близко не подходи, но и не упусти из виду. Мне нужно знать, где он живет. Все понял?

Менений кивнул и исчез в толпе.

* * *

Послание было вручено евнуху при дворце. Он взял запечатанный пергамент, поглядел на посланца Хатры, что так и остался сидеть в лектике, в то время как послание вручил сопровождавший носилки всадник.

– Возможно, царь царей, сопричастник звезд, брат Солнца и Луны, примет благородного посла Хатры во время большого приема… Тебя известят… Куда прислать ответ?

– В греческий квартал, дом с тремя оливами, что принадлежит Селевку, – ответил Кука.

– Что-то не слишком радостно нас тут принимают… – заметил Кука по дороге назад. – Мы, римляне, привыкли, что двери нам открывают, как только мы подойдем к дому…

– Или мы открываем двери сами… – хмыкнул Приск.

Трибун и его друзья остановились в доме дальнего родственника Дионисия, мелкого полненького человечка, который умел с бешеной скоростью считать в уме и почти весь день проводил в конторке, где что-то записывал то на вощеные таблички, то на папирусный свиток, то в записные книжки из обрезков пергамента. Считал и пересчитывал. Вписывал в свои расходные книги, пока на заднем дворе разгружали тюки с китайским шелком. Хозяина звали Селевком, предки его пришли на эту землю вместе с Великим Александром.