Абсолютный доступ - Джим Чайковски (2021)

Так заканчивается история двух братьев, навсегда связанных одной кровью, хотя каждый пошел по жизни своей тропой, чтобы глубже проникнуть в тайны ордена сангвинистов. Следите за приключениями Кристиана[6], когда он снова будет призван исполнить свой долг – выследить ангела, явившегося на землю во плоти, – в эпическом полотне, полном ужасов и прозрений, под названием «Невинные».

Назад к истокам

Ни для кого не секрет, что в начале своей литературной карьеры я написал серию фантастических романов под псевдонимом Джеймс Клеменс. Так что когда ко мне обратились с просьбой создать рассказ для молодых читателей для антологии под редакцией выдающегося мастера фэнтезийного жанра Р.Л. Стайна, как я мог отказаться?

За несколько лет до этого, будучи в Сан-Франциско, я влюбился в стрит-арт, чьи произведения украшают многие городские стены и переулки. Я видел работы, которые нередко бывали столь же ошеломляющими, сколь и загадочными. Они заставили меня задуматься о художнике, о его или ее мотивации, о некоем скрытом смысле этого сделанного ночью выплеска аэрозольной краски.

И я мысленно выстроил весь этот мир тайных защитников города, которые с помощью своего искусства отражают происки темных сил. Но до той просьбы Р.Л. Стайна у меня просто не доходили руки написать такую историю.

Так на свет появился мой следующий рассказ «Метка».

Джеймс Роллинс

Метка

Встряхнув привычным движением запястья баллончик с аэрозолем, Су-Лин-Чой нанесла последний мазок красной краски на цементную стену темного переулка. Закончив, отступила назад, чтобы рассмотреть свою работу и не испачкать краской черное шелковое платье.

Она осталась не вполне довольна результатом. У нее случались работы и получше. Это был китайский иероглиф, известный как «фу», ее фирменный знак. Ей было всего шестнадцать, и она весьма критически относилась к себе. Она знала, что талантлива. Она даже была принята для раннего зачисления в Академию дизайна Лос-Анджелеса.

Но это было важнее любой стипендии. Су-Лин посмотрела на часы. Тетя Лу уже в театре.

Она хмуро посмотрела на свое творение.

Ладно, сойдет.

Протянув руку, потрогала середину китайского иероглифа. Как обычно, тотчас ощутила знакомое покалывание, от которого стало жарко ее суставам. Тепло быстро распространилось вверх по руке и накрыло ее головокружительной волной. Символ на миг засветился, отгоняя мрачные тени темного переулка.

Готово.

Но прежде чем она успела убрать руку, ее запястье, словно чьи-то острые когти, пронзила ледяная боль. Глубоко, до самых костей. Издав сдавленный крик, она оторвала руку от стены и отшатнулась.

Ой… что это было?

Су-Лин осмотрела запястье. Никаких следов, лишь эхо загадочного холодного прикосновения. Она потерла руку, пытаясь растопить лед, и прищурилась, вновь придирчиво разглядывая свою работу.

На стене ее ярко-малиновый знак почернел, став темнее, чем тени переулка.

Она продолжала массировать запястье, сгибая его то в одну сторону, то в другую и пытаясь понять, что произошло. Символический иероглиф – ее «метка» в последние три года – был точно таким же, как сотни других, которые она нарисовала по всему Лос-Анджелесу.

Я сделала что-то не так? Слишком поторопилась, работала слишком небрежно, допустила какую-то ужасную ошибку?

Тревога в ее груди превратилась в боль. Она была готова перерисовать знак, но у нее не было времени. Занавес в театре поднимется менее чем через пять минут. Тетя Лу уже наверняка сидит в частной ложе их семьи. Она терпеть не может необязательность и будет в ярости, если Су-Лин вновь опоздает.

Вскоре боль в руке утихла. Из краски исчезла чернота. Ее символ вновь засветился ярко-алым, как будто ничего не случилось.