История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Я рванулся к дому и взбежал по ступеням. Вытянувшись вбок, я заглянул в окно. Все исчезло. Комната была абсолютно пуста. На половицах, когда-то укрытых дорожками Альмы, я увидел свой конверт. Он не был вскрыт.

6

Я возвращался домой как в тумане и провел в таком состоянии несколько недель. Я не понимал, что произошло. Я чувствовал огромное облегчение и колоссальную потерю одновременно. По-видимому, Альма уехала в тот день, когда мы договорились пообедать в ресторане, но что же было у нее на уме? Прощальная шутка? Или она уже поняла, что между нами все кончено, поняла еще в Стилл Вэлли? Была ли она в отчаянии? В это верилось с трудом.

И если я так страстно желал отделаться от нее, отчего же мне сейчас так больно, отчего все окружающее казалось мне теперь таким незначительным? Альмы нет, я остался один в мире причин и следствий, арифметическом мире – без пугающей угрозы, которую она несла в себе, но и без тайны тоже. Единственная тайна, которая мне осталась, – куда она уехала. И еще большая загадка – кто она такая.

Я стал крепко выпивать и пропускал лекции: спал целыми днями. Я словно был охвачен каким-то заболеванием, отнимавшим все мои силы и не оставившим мне ничего, кроме мыслей об Альме и желания спать, спать… Когда спустя неделю я почувствовал себя лучше, я вспомнил Бентона на площади и подумал, что злость его была вызвана тем, что я уходил и уносил с собой мою жизнь.

Когда я снова начал появляться на лекциях, я встретил в коридоре Либермана, и поначалу он едва кивнул мне и хотел пройти мимо, однако передумал, сверкнул на меня глазами и попросил:

– Зайдите на минутку ко мне в кабинет, мистер Вандерлей, будьте добры.

Он тоже был зол, но с его злостью я мог бороться; я хочу сказать, что злость его была всего лишь человеческой, но разве бывает злость другого характера? Оборотня?

– Я знаю, что разочаровал вас, – сказал я. – Дело в том, что у меня серьезные проблемы в личной жизни. Я болен. Я закончу курс по возможности достойно.

– Разочаровал? Это слишком мягко сказано! – Профессор выпрямился в кожаном кресле, глаза его сверкали. – По-моему, нас никогда еще так не подводил ни один временный работник. Я доверил вам проведение очень важной лекции, а вы наплевательски отнеслись к ней и устроили из нее цирк… – Он взял себя в руки. – И вы умудрились пропустить столько занятий, сколько никто не пропустил за всю историю университета, за исключением одного поэта-алкоголика, пытавшегося поджечь отдел кадров. Короче, вы были необязательны, небрежны, ленивы – вы были отвратительны. Я просто хотел, чтобы вы знали, что я о вас думаю. Кроме того, вы поставили под угрозу срыва всю программу воспитания новых писателей. А эта программа, как вам известно, инспектируется. Мы отчитываемся о ней перед руководством. И мне придется защищать вас перед ним, хоть мне противна сама мысль об этом.

– Что ж, я не виню вас за ваши чувства, – сказал я. – Просто я попал в странное положение… Я, так сказать, разваливаюсь на части.

– Интересно, когда же вы, так называемые люди творчества, поймете, насколько недалеко вы ушли от преступников? – выговорившись, он почувствовал себя спокойнее. Он сцепил пальцы рук и взглянул поверх них на меня. – Надеюсь, вы не ждете от меня блестящей рекомендации?

– Разумеется, – ответил я. Затем кое-что пришло мне в голову: – Разрешите задать вам вопрос?

Он кивнул.

– Вы слышали когда-нибудь о профессоре факультета английской литературы чикагского университета Алане Маккични? – Его глаза расширились; он расцепил пальцы. – Я, честно говоря, не знаю точно, в чем смысл моего вопроса. Просто скажите, что вам о нем известно?

– О чем вы, черт возьми?

– Интересуюсь им, вот и все.