История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Пройдя через изразцовую прихожую, мы попали в просторную, разноуровневую комнату. Весь пол ее устилал толстый белый ковер. Массивные диваны и столики со стеклянными столешницами стояли там и тут. Некрашеные полированные балки блестели, перекрещиваясь на потолке.

Я уже знал заранее, что мы еще увидим здесь: и сауна, и джакузи, и дорогая стереосистема, и кухонная автоматика, и книжные полки в спальне с познавательно-образовательным порно – все это мы обнаружили, бродя по дому. А еще видеомагнитофон «Бетамакс», всякие декоративные безделушки, кровать размером с бассейн, биде в каждой уборной… Почти мгновенно я почувствовал себя в ловушке чужой фантазии. Я понятия не имел ни о том, что Дэвид столько заработал в Калифорнии, ни о его замашках богача.

– Тебе не нравится, да? – спросила Альма.

– Я просто очень удивлен.

– Как зовут твоего брата?

Я сказал.

– А где он работает?

Когда я назвал фирму, она кивнула – не так, как это сделала бы Рэчел Варни, с отстраненной иронией, а словно сверяясь со списком.

И, разумеется, она была права: мне не нравилось сибаритство Дэвида.

Что ж, нам предстояло провести здесь три ночи. И Альма чувствовала себя здесь, как у себя дома. Но пока она готовила на полной всяких безделушек кухне, восторгаясь дорогой коллекцией игрушек Дэвида, я скисал все больше и больше. Я думал о том, что она уже зловеще вжилась в этот дом, неуловимо и ловко превратившись из студентки, изучавшей творчество Вирджинии Вулф, в жену провинциала: я вдруг увидел, как она обслуживает покупателей за прилавком дешевого супермаркета.

Я снова сжимаю все мои размышления об Альме в один параграф, но на этот раз это наблюдения трех дней, а не месяцев; и изменения в ней были не столь заметны. Во мне жило неприятное чувство, что, как и в богатой обстановке своего дома Альма была воплощением девушки из богемы, так и здесь, у Дэвида, она сбросила с себя последние покровы индивидуальности: в роскошном окружении джакузи и домашних саун она пребывала в своем мире. Рассуждения о том, как мы заживем после свадьбы, стали более пространными: я выяснил, откуда мы начнем наши путешествия (Вермонт), сколько у нас будет детей (трое) и так далее и тому подобное.

И что еще хуже, она начала беспрестанно говорить о Таскере Мартине.

– Таскер был крупным мужчиной, Дон, с красивыми седыми волосами, волевым лицом и пронзительно-голубыми глазами. Таскеру очень нравилось… Я тебе не рассказывала, что Таскер… Как-то мы с Таскером…

Это более чем все остальное убивало мою страстную влюбленность.

Но даже тогда мне было трудно признаться самому себе, что мои чувства переменились. Пока она разглагольствовала о характерах наших будущих детей, я вдруг поймал себя на том, что мысленно скрещиваю пальцы, – почти в ужасе. Осознав, что делаю, я спрашивал себя: «Но ты же любишь ее, не так ли? Ты ведь можешь смириться с бредовой фантазией о Таскере Мартине, да? Ради нее?»

Погода делала обстановку еще более мрачной. Несмотря на то что приехали мы в теплый солнечный день, наш первый вечер в Стилл Вэлли утонул в плотном темном тумане, продержавшемся все три дня. Когда я смотрел из задних окон в сторону океана, мне казалось, что серый и звуконепроницаемый полог окружил нас, отделив от остального мира. Порой из тумана проступала часть дороги, ведущей в низ долины, а порой видимость заканчивалась на расстоянии вытянутой руки. Фонарик в этой сырой пелене был просто бесполезен.

Так мы и проводили дни в доме Дэвида, а серый туман плыл мимо окон, и шум прибоя, лизавшего пляж далеко внизу, пугал фантазией: вот-вот из-под дверей начнет пробиваться морская вода. Альма уютно устраивалась на одном из диванов, держа в руке чашку кофе или блюдце с апельсином, разделенным на аккуратные дольки:

– Таскер частенько говорил, что я стану одной из красивейших женщин Америки, когда мне исполнится тридцать. Что ж, мне уже двадцать пять, и я думаю, я его разочарую. Таскер часто…