История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

– Мы были любовниками. Он бы старше – намного. Скончался от инфаркта. Две ночи спустя он заговорил со мной.

– Ему просто понадобилось две ночи, чтобы сменить номер телефона. – Она не ответила на это. – Он и сейчас говорит с тобой?

– Он слушает. И он рад, что ты теперь знаешь о нем.

– Я не уверен, что я тоже рад.

– Тебе просто надо привыкнуть к этой мысли. Он любит тебя, Дон. Все будет хорошо – так же, как и прежде, ничего не изменится.

– Таскер снимает трубку, когда мы ложимся в постель?

– Не знаю. Наверное. Ему такие вещи всегда нравились.

– А Таскер подкидывает тебе какие-нибудь идеи о нашей будущей совместной жизни?

– Иногда. Именно Таскер напомнил мне о друзьях моего отца на Поросе. Он думает, тебе понравится остров.

– А что Таскер думает по поводу моей реакции на твой рассказ о нем?

– Он говорит, что ты какое-то время будешь расстраиваться, думать, что я слегка не в своем уме, но потом просто свыкнешься с мыслью о нем. В конечном счете он здесь и никуда исчезать не собирается, и ты здесь, со мной, и мы поженимся. Дон, прошу тебя, постарайся воспринимать Таскера просто как часть меня, вот и все.

– Да, наверно, так и есть, – сказал я. – Я просто не могу поверить, что ты на самом деле в постоянном контакте с человеком, умершим пять лет назад.

Честно говоря, меня просто заворожило все это. Привычка из девятнадцатого века общаться с духами усопших очень подходила Альме – она гармонировала даже с ее пассивностью. И в то же время вызывала страх. Разговорчивый дух Таскера Мартина – это несомненно иллюзия: у кого-то другого, кроме Альмы, подобное могло бы быть воспринято как симптом умственного заболевания. Пугающей также была и идея «одобрения» от прежних любовников. Я взглянул через стол на Альму, смотревшую на меня мягко и выжидательно, и думал: нет, она явно двуполая. Она могла бы быть хорошеньким худеньким юношей девятнадцати лет. Она все еще смотрела на меня с мягкой выжидательностью. Я и хотел ее, и одновременно чувствовал в себе отчуждение. Ее длинные красивые пальцы лежали на полированном дереве стола, ладони и запястья были также изящны и красивы. И тоже привлекали и отвращали.

– У нас будет красивая свадьба, – сказала Альма.

– Ты, я и Таскер.

– Вот видишь, он был прав: поначалу именно так ты и должен реагировать.

По пути в лекторий я вспомнил человека, которого видел с ней, луизианского Грега Бентона, его мертвенно-бледное, свирепое лицо, и содрогнулся.

Свидетельством ненормальности Альмы, ее непохожести ни на кого из моих знакомых было то, что она предлагала мир, в котором могли существовать духи-консультанты и мужчины с внешностью оборотней. Я не знаю, как другими словами это выразить. Я не имею в виду, что она заставила меня поверить в атрибуты сверхъестественного, но она утверждала, что подобные вещи незримо обитают рядом с нами. Ступаешь на кажущуюся твердой почву, а она проваливается под ногой; смотришь вниз и вместо травы, земли и твердой почвы видишь глубокую расщелину, в темные закоулки которой расползаются сумрачные твари, спеша укрыться от света. Что ж, вот расщелина, этакая глубокая трещина, говоришь ты; насколько она глубока? Куда ведет? А может, она всюду под нами, и твердая почва, земля – это всего лишь мост, перекинутый через нее? Нет; конечно, это не так, скорее всего, не так. Я люблю, я очень люблю Альму, убеждал я себя. Следующим летом мы поженимся. Я думал о ее невероятной красоты ногах, ее милом любимом лице и о своем чувстве – и мне казалось, будто я глубоко вовлечен в полупонятную мне игру.