История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Я понимал, что она дала мне богатую пищу для размышлений, рассказав о своем прошлом. Я убедился, что она настолько неординарна, насколько только может быть женщина. Это все было очень созвучно с Х. Х. Х, с внезапным бегством из Чикаго; неординарность казалась неотъемлемой чертой образа жизни Альмы.

Чего я желал – конечно же, вытеснить, заменить собой всех живущих в ее сердце; приоткрыть ту заветную дверь и разгадать все ее тайны; хотел, чтобы ее благосклонность и нежность были обращены лишь ко мне одному. В одной из суфийских сказок слон влюбился в светлячка и вообразил, что тот светит лишь для него одного; и когда светлячок отлетал от слона на некоторое расстояние, гиганту казалось, что букашка своим светом вычерчивает контуры слона.

3

Мало сказать, что эта любовь поставила меня на колени. Мои порывы продолжать книгу угасли. Я не в силах был выдумывать чувства, поскольку отдавал свои собственные; загадка Альмы была такой завораживающей, что загадки моих выдуманных персонажей казались надуманными и поддельными. Я займусь ими, но сначала разгадаю эту тайну.

Беспрестанно думая об Альме Мобли, я ловил каждую возможность, чтобы видеть ее; все последующие десять дней я был рядом с ней каждую минутку, не занятую преподаванием. На моем столе росла пачка непрочитанных работ студентов, догоняя по высоте стопку очерков по «Алой букве». В этот период наша сексуальная бравада была просто невероятной. Мы занимались любовью в опустевших на перемены аудиториях, в незапертой преподавательской; однажды я даже последовал за ней в дамский туалет и овладел ею, пока она балансировала на унитазе. Как-то на лекции, после моего очень уж пылкого выступления, один студент литературного факультета спросил меня:

– А как бы вы охарактеризовали человека – в общих чертах?

– Сексуальный и несовершенный, – ответил я.

Я сказал, что проводил с ней «почти» все время, не занятое лекциями. Исключением были два вечера, когда Альма уезжала, как она сказала, навестить тетю в Сан-Франциско. Она сообщила мне имя тети – Флоренс де Пейсер, – но, когда уехала, меня замучили сомнения. Однако когда она вернулась, я не почувствовал никаких признаков другого любовника. И никаких признаков Х. Х. Х., что меня тревожило еще больше. И она окружила миссис де Пейсер таким количеством обстоятельных деталей (йоркширский терьер по кличке Снупи, полный гардероб платьев от Халстона, служанка по имени Росита), что все мои подозрения улетучились. Невозможно, проведя вечер с кровожадными зомби из Х. Х. Х., вернуться с кучей рассказов о собаке по кличке Снупи. Если и были другие любовники или та неразборчивость в связях, которую я почувствовал в ней в нашу первую ночь, – сейчас от них не осталось и следа.

Лишь одно озадачило меня – не гипотетический соперник, а, казалось бы, незначительное ее высказывание наутро после возвращения. Возможно, она проговорила это невольно, под воздействием охватившего ее чувства – не знаю.

– Тебя одобрили, – сказала Альма.

Мне на мгновение показалось, что она имеет в виду окружающую нас обстановку: эту китайскую вазу на столике у кровати, рисунок Пикассо в раме, ворсистый ковер… (Все это будило во мне чувство неуверенности и ненадежности.)

– Так ведь ты одобряешь, – сказал я.

– Не я. Нет, я, само собой, в первую очередь, но не я одна, – и она прижала палец к моим губам.

Через день-другой я уже забыл об этой незначительной загадке.