История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

– Нет. – И она улыбнулась очевидности вопроса. – Был мужчина в Чикаго, но все в прошлом…

– Один из тамошних профессоров?

– Один из доцентов. – Еще одна улыбка.

– Вы были влюблены в него? Он был женат?

На мгновение взгляд ее стал серьезным:

– Нет. Это было не то, что вы имеете в виду. Он не был женат, а я не была влюблена в него.

Даже тогда я начал понимать, что лжет она с легкостью. Это не оттолкнуло меня; наоборот, доказывало, какими легкими были прикосновения судьбы в ее жизни, и было частью всего того, что я уже мечтал изменить в ней.

– Значит, он был влюблен в вас, – сказал я. – Вы из-за этого уехали из Чикаго?

– Нет, к этому времени все закончилось. Алан так ни на что и не решился. И сам себя поставил в глупое положение. Вот и все.

– Алан?

– Алан Маккични. Он был очень сентиментален.

– Сентиментальный дурак.

– А вы что, хорошо знаете его? – спросила она, с присущей только ей особенностью привносить мягкую, почти неуловимую иронию, которая делала любой вопрос не важным.

– Нет, просто интересно.

– Что ж… – Ее глаза встретились с моими. – Особенно рассказывать нечего. Он… серьезно увлекся. Я ходила к нему на консультации. Нас было всего четверо в группе. Три парня и я. Консультации проводились дважды в неделю. Я заметила, что он обратил на меня внимание, но он был очень застенчив. И очень неопытен с женщинами. – И вновь легкое несоответствие выражения ее глаз и интонации. – Несколько раз он увозил меня пообедать куда-нибудь. Он не хотел, чтоб нас видели вместе, и мы встречались в местах, не похожих на Гайд-парк.

– Например?

– Например, в барах отелей. В кафе, что по кольцевой дороге. Мне кажется, это был его первый опыт общения со студенткой, и он очень нервничал. Я не думаю, что жизнь его была веселой. В итоге я стала очень много значить для него. А я поняла, что такой он мне не нужен. Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить, поэтому скажу сразу. Да, я спала с ним. Недолго. Нам не было хорошо. Алан был… не очень хорош… физически. Я даже начала думать, что он скорее переспал бы с мужчиной, хотя, разумеется, это только догадки. Вряд ли он был на это способен.

– Как долго это продолжалось?

– Год. – Она закончила есть и уронила салфетку рядом с тарелкой. – Не понимаю, зачем мы говорим об этом.

– Что вы больше всего любите?

– Дайте подумать… – Альма сделала вид, что всерьез отнеслась к вопросу. – Если честно… Лето. Фильмы. Английские романы. Вставать в шесть утра и смотреть в окно, как рождается утро: все такое чистое, всюду так пусто… Чай с лимоном. Что еще? Париж. И Ниццу. Я так люблю Ниццу! Когда я была маленькой, мы ездили туда на все лето четыре или пять раз. А еще люблю вкусно поесть – вот как сейчас.

– Похоже, студенческая жизнь не для вас, – сказал я. Она словно рассказала мне все и ничего.

– Не похоже, правда? – она рассмеялась. – Мне кажется, все, что мне нужно, – это Большая Любовь.

Такой она была – принцесса, заточенная в башню чувством собственного достоинства.

– Пойдемте завтра вечером в кино, – предложил я, и она согласилась.

На следующий день я уговорил Рекса Лесли, чья преподавательская была этажом ниже, поменяться со мной столами.

В кинотеатре шла «Великая иллюзия» Ренуара, которую Альма никогда не смотрела. Потом мы пошли в кафе, всегда забитое студентами, и обрывки их разговоров долетали до нашего столика. Как только мы уселись, я вдруг ощутил мимолетный стыд и чувство вины и секундой позже понял: я боялся, что нас увидит Хелен Кайон. Однако это местечко было не в ее духе, она наверняка сейчас сидит в библиотеке, как обычно.

– Какой красивый фильм, – сказала Альма. – Я все еще живу в нем.

– Вы очень глубоко воспринимаете фильмы.

– Конечно, – удивилась она.

– А литературу?

– Конечно. – Она вновь взглянула на меня. – Вообще-то… не знаю. Люблю читать – вот и все.