История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

– Нет, – прошептал он. В ответ в его голове прозвучало: «Лжец!» – и мужчина, державший его мать за горло, вдруг переменился. Питер каждой клеточкой осознал, что он смотрел не просто на зверя, а на сверхъестественное существо в образе зверя, чье назначение лишь убивать, сеять ужас и хаос и отнимать жизнь самым зверским способом, какой только возможен. Он видел, что в этом существе нет ни капельки человеческого: лишь телесная оболочка, когда-то им присвоенная. И еще он видел, поскольку ему это позволили, что эта разрушительная сила этому зверю не подвластна, как не подвластен хозяин своей собаке, но что другой злой разум направлял их действия. Все это Питер понял в течение секунды. И следующая секунда принесла еще более мрачное откровение: вся эта тьма обладала смертельным очарованием.

– Я не… – промямлил Питер, весь дрожа.

– Веришь, – сказал оборотень и надел черные очки. – Я отлично вижу, что веришь. Я мог бы с легкостью стать вампиром. Это даже импозантнее. И, пожалуй, ближе к правде.

– Что же ты на самом деле? – снова спросил Питер.

– Ну… можешь называть меня Доктором Рэбитфутом, – ответил тот. – А можешь – Ночным Сторожем.

Питер моргнул.

– А теперь, боюсь, нам придется вас покинуть. Нашей покровительнице необходимо успеть подготовить встречу с тобой и твоими приятелями. Но перед уходом нам необходимо утолить голод, – он сверкнул ослепительно белыми зубами. – Держи его крепко-крепко! – скомандовал он, и голову Питера страшно сдавило. Питер закричал.

Продолжая улыбаться, очкастый притянул Кристину Барнс к себе вплотную и впился в ее шею зубами. Питер дернулся, но ледяные маленькие ручки мертвой хваткой удерживали его. Оборотень начал есть.

Питер пытался кричать, но мертвый мальчишка, державший его, зажал ему рот ладонью и прижал его голову к своей груди. От запаха мертвечины, ужаса и отчаяния, страха быть раздавленным ледяными ладонями и еще большего страха за мать – он потерял сознание.

Очнулся он в одиночестве. Запах разложения еще оставался в воздухе. Питер застонал и с трудом поднялся на колени. Ваза, что он выронил, лежала на боку рядом. Цветы, все еще прекрасные, рассыпались веером по ковру. Поднеся руки к лицу, он почувствовал, что от них все еще пахнет мертвецом, державшим его. Он икнул, закашлялся.

Питер выбежал из спальни в коридор в поисках ванной. Включив горячую воду, он тер и тер руки и лицо, намыливал их и смывал, вновь брал мыло и втирал его в ладони. Рыдания душили его. Мать была мертва: она приехала повидаться с Льюисом, а они убили ее. Они сделали с ней то же, что и с теми животными: это были неживые существа и питались они, как вампиры, кровью. Но это не вампиры. И не оборотни; они лишь внушали эту мысль. Давным-давно они продали свои души кому-то, управлявшему ими. Питеру вспомнился зеленый свет, струившийся из-под двери, и его чуть не вырвало в раковину. Она была их хозяйкой. А эти твари – ночными сторожами. Питер намылил кожу вокруг рта мылом Льюиса и с ожесточением втер его, пытаясь заглушить вонь ладоней Фэнни.

Питер вспомнил, как Джим Харди, сидя в загородном баре, спрашивал его, хотел бы он увидеть Милбурн в огне, и понял: то, что может случиться, будет пострашнее пожара. Ночные сторожи будут методично разрушать город – превращать его в город-призрак – и уйдут, оставив после себя лишь зловоние смерти.

«Потому что именно этого они и хотят, – сказал он себе, вспоминая лицо Грегори Бэйта. – Единственное, чего они хотят, – разрушения». Перед мысленным взором встало напряженное лицо Джима Харди, лицо пьяного Джима и лицо Джима, бросающегося к старому вокзалу; лицо Сонни Винути с глазами навыкате; лицо матери, выходящей из пикапа на мощенный камнем двор; и, с ужасом, – лицо маленькой актрисы с прошлогодней вечеринки, – она с улыбкой смотрела на него равнодушными глазами.

Он уронил полотенце на пол.

«Они и раньше бывали здесь!»