История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Помочь ему мог только один человек – тот, кому в голову не придет, что он лжец или сумасшедший. Надо вернуться в город и увидеться с писателем, живущим в отеле.

И тут мысль о гибели матери вновь обрушилась на него, и он заплакал… Однако времени лить слезы не оставалось. Он вышел в коридор и миновал красивую тяжелую дверь спальни. «О, мамочка, – сказал он, – я остановлю их. Я поймаю их. Я…» Но слова были лишь мальчишеским вызовом.

«Они хотят, чтоб ты именно так и думал».

Убегая по дорожке, Питер не оглядывался на дом, но чувствовал, как тот глядит ему вслед, насмехаясь над его наивными намерениями, – словно знал, что его свобода была свободой цепной собаки. В любой момент его могут дернуть назад, сдавить шею, вышибить из него дух…

И, добравшись до места пересечения дорожки с шоссе, он понял, откуда это чувство: на обочине стояла машина, а в ней сидел свидетель Иеговы, подвозивший его сюда, и глядел на него. Фары мигнули Питеру – как два желтых глаза.

– Иди сюда, – позвал мужчина, – иди, сынок!

Питер рванулся через шоссе. Проезжавшая машина, завизжав покрышками, вильнула в сторону, другая резко затормозила; несколько машин отчаянно загудели сигналами. Он достиг разделительной полосы и перебежал на другую сторону. До него все еще доносился голос свидетеля:

– Вернись, сынок! Хуже будет.

Питер скрылся за придорожным кустарником. Сквозь шум дороги он услышал, как свидетель завел двигатель, намереваясь, очевидно, сопровождать его по пути в город.

8

Уже через пять минут после того, как он оставил Отто у костра, Льюис почувствовал усталость. Спину ломило от вчерашней уборки снега; ноги дрожали. Гончая трусила перед ним, вынуждая следовать за собой, а он мечтал спуститься с холма к своей машине. Даже несмотря на то, что идти туда пришлось бы по меньшей мере полчаса. Нет, лучше погулять с собакой, успокоиться, а потом вернуться к костру.

Флосси обнюхала корни дерева, обернулась, будто проверяя, здесь ли охотник, и потрусила дальше.

Хуже всего, размышлял он, было то, что он позволил Линде одной пойти в комнату к ребенку. Сидя за столом с миссис де Пейсер, одурманенный, уставший куда сильнее, чем сейчас, он чувствовал тогда всю нереальность ситуации, ее фальшь, казалось, он был участником чьей-то игры. Об этом он умолчал в своем рассказе. Сидя за столом, пробуя еду и не ощущая ее вкуса, слушая безостановочную болтовню миссис де Пейсер, он чувствовал себя марионеткой в руках кукловода. А если так, то почему же он продолжал сидеть, почему не боролся с собой, не пытался как-то привести себя в чувство – почему он не взял Линду за руку и не убрался вон?

Дон тоже что-то упоминал об ощущении участника в чужой игре.

«Потому что они настолько хорошо изучили тебя, что знают наперед, что ты будешь делать. Вот поэтому ты и остался сидеть. Потому что они знали, что ты будешь сидеть».

Прошелестел легкий ветерок, стало холоднее. Собака подняла нос, принюхалась и повернулась туда, откуда прилетел порыв ветра. Она ускорила шаг.

– Флосси! – крикнул он. Гончая, отбежавшая от него уже на тридцать ярдов, показалась впереди на опушке и, обернувшись, посмотрела через плечо на Льюиса. Затем она очень удивила его: пригнула голову и зарычала. В следующее мгновение она скрылась в зарослях. Глядя вперед, Льюис видел лишь густые пирамиды елей, иногда перемежающиеся сухими скелетами других деревьев, да пятна проталин. Ноги его замерзли. Наконец он услышал лай собаки и пошел на звук.

Когда он наконец увидел Флосси, она начала жалобно скулить. Гончая стояла на дне небольшой расщелины, а Льюис находился у ее верхнего края. Крупные гранитные голыши, будто истуканы с острова Пасхи, усыпанные кварцевой крошкой, громоздились внизу. Собака подняла голову, посмотрела на него, опять заскулила, подалась вперед, а затем застыла у одного из голышей.

– Ко мне, Флосси! – позвал он. Собака припала к земле, виляя хвостом.