История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

– Я думаю, то, что мы видели, была ненависть, – сказал Рики, – к нам, к городу, к Стрингеру. Лютая ненависть, бурлящая. Буря ненависти. Циклон. В танце она поцеловала Льюиса, и он отпрыгнул, словно она обожгла его. Он уронил руки, и она подскочила к Эдварду, схватила и заставила танцевать с ней. Лицо ее было ужасно – свирепо. Эдвард считался самым языкастым из нас, но он тоже был слишком потрясен неистовством Евы – наш рай рушился на глазах, и она топтала, обращала его в пыль каждым шагом, жестом, словом. В нее словно вселился дьявол. Знаете, когда женщина в ярости, она может найти в себе колоссальную силу, достаточную, чтобы разорвать мужчину на куски, – эта ярость обрушивается на вас, как удар грузовика. Примерно так все и было. «Ну что, сопляки, может, выпьем?» – крикнула она. Мы выпили.

– Это было ужасно, – сказал Сирс. – И, по-моему, я чувствовал, к чему все шло. А мы были слишком юны и неопытны, чтобы знать, как вести себя в такой ситуации.

– Не могу сказать, чувствовал ли я, к чему все шло, – с сомнением произнес Рики, – но это случилось. Она попыталась совратить Льюиса.

– Это был наихудший выбор, – с горечью сказал Сирс. – Льюис был совсем мальчишка. До этого вечера он, может, раз в жизни целовал девушку, и, несомненно, не более того. Мы все любили Еву, однако Льюис, пожалуй, больше всех, – помните, именно он отыскал стихотворение Доусона. А поскольку он больше всех боготворил Еву, то ее поведение, ее ненависть в тот вечер потрясли его сильнее всех нас.

– И она прекрасно знала об этом, – сказал Рики. – Она наслаждалась, видя, что Льюис шокирован настолько, что не в состоянии вымолвить слова. И когда она, оттолкнув Эдварда, направилась к Льюису, он застыл в ужасе. Словно увидел свою мать, ведущую себя подобным образом.

– Свою мать? – спросил Сирс. – Пожалуй. По крайней мере это может дать вам представление о всей глубине его и нашего потрясения. Он онемел. Ева прижалась к нему, ее руки как змеи обвились вокруг него, и поцеловала. Со стороны казалось, что она втянула в рот половину его лица. Вы только представьте себе – эти полные ненависти поцелуи, вся ее ярость, впившаяся в ваши губы. Это все равно что целовать лезвие бритвы. Когда она откинула назад голову, лицо Льюиса было измазано помадой. В другой ситуации это показалось бы смешным, но в тот момент ужасало. Он был словно вымазан кровью.

– Эдвард подошел к ней и сказал: «Успокойтесь, мисс Галли», или что-то подобное. Она резко развернулась к нему, и мы вновь почувствовали взрыв ненависти, обрушившейся на нас. «А, ты тоже хочешь, Эдвард? – сказала она. – В очередь! Я хочу Льюиса первым! Мой маленький Льюис такой сладкий!»

– И тогда, – сказал Рики, – она повернулась ко мне. «И тебе кое-что перепадет, Рики. И тебе, Сирс. Всем достанется. Но сначала хочу Льюиса. Я хочу показать ему, что же такого невыносимого увидел Стрингер Дэдам, когда подглядывал в мое окно». И начала расстегивать блузку.

– «Пожалуйста, мисс Галли», взмолился Эдвард, – вспоминал Сирс. – Но она велела ему заткнуться и продолжала снимать блузку. Она не носила лифчика. Груди ее были как ровные крепкие яблоки. Она выглядела невероятно распутной. «Ну, малыш Льюис, посмотрим, на что ты способен?» И опять присосалась к его лицу.