Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

– Лежал. Попросил разрешения полежать в темной комнате. Хотя, говоря откровенно, в нашей квартире нет комнаты, где можно устроить настоящую темноту. Но я попыталась. Мистер Миллар сказал, что ему необходима передышка – именно так он выразился. Если вспомнить, какой они поднимают шум, становится понятно, что он имел в виду.

– В конце концов, шум поднимают его сотрудники. Почему он не может заставить их вести себя потише?

– На этот вопрос у меня нет ответа, Рой.

– А что делала ты, пока он лежал?

– Ничего особенного. Сидела в другой комнате, только и всего. Да и приходил он всего раза три, не больше. Детей я всякий раз уводила на кухню или в детскую.

– Тебе надо брать с него плату за постой, – не без язвительности заметил я.

– Рой, ты что, ревнуешь?

– А как же иначе, – ответил я, хотя это не вполне соответствовало истине.

– Отлично, – улыбнулась Морин. – В наших отношениях наметился прогресс.

Про себя я должен был признать, что ожидал именно такой реакции.

Должен так же признать, что к неприязни, которую я питал к неведомому мистеру Миллару, добавилась изрядная доля растерянности.

Меня начала раздражать еще одна несносная привычка моих новых соседей: они позволяли своим телефонам (которых у них было несколько – редкость по тем временам) звонить до бесконечности, прежде чем удосуживались снять трубку. Так как двери они постоянно оставляли открытыми, беспрестанные телефонные звонки делали шум, долетавший в мою мансарду, еще более докучливым.

Порой я волей-неволей вынужден был подслушивать обрывки телефонных разговоров, до которых наконец доходило дело; правда, это случалось лишь тогда, когда я спускался или поднимался по лестнице, ибо стены и пол моей квартиры не позволяли мне различать слова.

Все, что я слышал, относилось к числу самых избитых общих мест и невероятных банальностей. К бухгалтерии эти разговоры явно не имели даже отдаленного отношения; всего лишь пустые фразы, перемежаемые хихиканьем. Несомненно, судить столь строго меня заставляло предубеждение; по мере того как время шло, а до меня по-прежнему доносилась лишь праздная болтовня и ничего больше, к предубеждению моему присоединилось удивление, а потом и тревога. Разумеется, я понимал, что невольно подслушанный вздор не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения; нельзя сказать, что этот вздор приходилось слышать часто, ибо в рабочие часы я старался не высовываться из квартиры; тем не менее именно отрывок одного из телефонных разговоров пробудил во мне смутное беспокойство… ощущение, что новые арендаторы не только раздражают, но и пугают меня. Мне и прежде доводилось выслушивать плоские шутки машинисток, болтающих со своими приятелями, но тут было нечто иное. Услышь я что-то столь же осмысленное, как разговор девицы с ухажером, это ничуть не заставило бы меня насторожиться; в конце концов, подобные разговоры вполне понятны. Но все, что достигало моего слуха, когда я проходил по лестнице, было совершенно пустым. Именно по этой причине сейчас я не могу припомнить ни единого слова. Не знаю, удалось бы мне записать хоть что-нибудь, попытайся я это сделать, едва оказавшись у себя. Помимо всего прочего, было стыдно напрягать память, заставляя ее удерживать подобную ерунду.