Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Первоначально я предполагал, что это прибывает и отбывает сам мистер Миллар; возможно, он забыл что-нибудь в кабинете, возможно, нагрянув внезапно, желал проверить, чем заняты в его отсутствие подчиненные. Но настал день, когда я увидел незнакомца воочию. Рев спортивной машины захлебнулся у дверей нашего дома как раз в тот момент, когда я собрался выходить. Владельцем машины оказался приземистый, дородный, краснолицый мужлан в зеленом костюме и зеленой шляпе-панаме. Распахнув входную дверь, он резко оттолкнул меня, прижав к стене, – при этом, как выяснилось позднее, он серьезно ушиб мне локоть, так что несколько дней я испытывал ощутимые трудности при письме. Прежде чем я успел сказать хоть слово (если бы подходящее слово пришло мне в голову), он ринулся наверх, производя столь знакомый мне топот. Сознавая, что от прочих обителей дома в подобной ситуации дождешься лишь насмешек, но уж никак не сочувствия, я продолжил свой путь.

Поселившись на Бранденбургской площади, я практически каждый выходной навещал мать. Однако бывали случаи, когда я оставался в Лондоне, как правило торопясь закончить работу или же намереваясь встретиться с приятелем; так или иначе мне удалось установить, что по выходным мистер Миллар, как и следовало ожидать, покидает офис. Полагаю, он отправлялся в свой далекий дом, о котором упомянул во время нашей первой встречи за стаканом шерри; в дом, который мое воображение отказывалось представить.

Через несколько дней (точно не помню, через сколько) после столкновения со спортивным типом на лестнице я в очередной раз решил остаться на выходные в Лондоне. Мать намеревалась съездить во Фринтон, погостить у сводной сестры отца; после смерти отца у нее вошло в привычку совершать подобные поездки несколько раз в году. К тому времени атмосфера в нашем доме стала столь напряженной, что я прекратил приглашать к себе гостей даже в свои редкие городские выходные. Тот памятный день я тоже провел в полном одиночестве.

Как это всегда бывало по субботним вечерам, дом наш пребывал в безмолвии. Я допоздна работал над порнографическим вздором майора Валентайна. Однако ночью, стоило мне заснуть, меня разбудил шум, долетавший снизу.

Странно, что такой умеренный шум нарушил мой сон, – такова была моя первая мысль при пробуждении. Потом я вспомнил, что в ночь с субботы на воскресенье в доме обычно царит полная тишина. Вероятно, мозг мой бессознательно отреагировал на нарушение привычного порядка и послал сигнал тревоги. Я уже был испуган, и эта мысль усилила мой испуг.

Однако шум, идущий снизу, не походил на обычный топот и грохот. Откровенно говоря, он был едва различим, и я уже стал подумывать, не является ли он плодом фантазии, сигналом тревоги, зародившимся в моей собственной голове. Однако мне не удалось себя в этом убедить, и я продолжал напряженно прислушиваться, лежа на кровати в своей комнате, освещенной лишь отсветами уличного фонаря. Мне пришло в голову, что, возможно, это самое обычное ограбление. В тусклых отблесках я смог разглядеть даже стрелки на часах. Было десять минут четвертого.

Я чувствовал, что мой долг – предпринять какие-то действия.

Героическим усилием воли я заставил себя вскочить с кровати. Самым банальным образом вооружившись кочергой (в те времена даже в лондонских мансардах имелись камины), я открыл дверь в гостиную, где было темнее, чем в спальне, однако не настолько темно, чтобы не дать мне возможности уверенно добраться до входных дверей, где находился выключатель. Не включая свет, я открыл двери. Вперил взгляд в кромешную тьму, царившую на лестнице. Если бы где-нибудь горел свет, я, вне сомнения, различил бы его отблески. Но света нигде не было.