Жизнь мальчишки - Роберт Маккаммон (1991)

До поля было рукой подать. Дэви Рэй и Джонни стояли на самом солнцепеке в красной пыли и перебрасывались мячом. Выехав на поле, я сделал вокруг своих приятелей несколько кругов, позволив им насладиться этим зрелищем с раскрытыми от изумления ртами. Потом они хорошенько рассмотрели мой велик, посидели в седле, и каждый немного прокатился. По сравнению с Ракетой велосипеды моих приятелей казались покрытыми пылью развалинами. Тем не менее, прокатившись, Дэви Рэй сказал мне: «Им не очень-то легко управлять, ты и сам, наверно, заметил?» Джонни добавил: «Красивый велосипед, но педали туговаты». Я не стал на них сердиться, потому что понимал: слова эти сказаны не для того, чтобы бросить небольшую ложку дегтя в медовую бочку моего триумфа, – Дэви Рэй и Джонни были моими лучшими друзьями и разделяли мою радость. Дело в том, что к своим велосипедам они привыкли, и те нравились им больше. А Ракета была сделана для меня, и только для меня.

Я поставил Ракету на подножку и стал следить, как Дэви Рэй посылает Джонни высокие мячи. Желтые бабочки порхали над травой, высокое небо над головой оставалось голубым и безоблачным. Бросив взгляд на окрашенные в коричневый цвет трибуны, я внезапно заметил маленькую фигурку, одиноко сидевшую под рекламными вывесками лавочек и магазинов, расположенных на Мерчантс-стрит.

– Эй, Дэви! – позвал я. – Кто это такой?

Дэви оглянулся на трибуны и тут же быстро повернулся назад, чтобы поймать в перчатку ответный бросок Джонни.

– Не знаю, – ответил он. – Этот парнишка торчит тут с тех пор, как мы приехали.

Некоторое время я пристально разглядывал мальчика. Он сидел, подавшись вперед и подперев подбородок согнутой в локте рукой. Повернувшись спиной к Джонни и Дэви Рэю, я направился к незнакомцу. Тот моментально вскочил со скамьи, словно собирался дать дёру.

– Что это ты здесь делаешь? – крикнул я ему.

Мальчик ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел на меня, по-видимому размышляя: остаться ли ему на месте или немедленно удирать.

Подойдя почти вплотную, я еще раз убедился, что вижу его впервые: у мальчика были коротко стриженные темно-каштановые волосы с непослушным вихром надо лбом слева, он носил очки, которые казались на его лице непомерно большими. Ему было лет девять-десять. Тощий как жердь и неуклюжий, с худыми руками и ногами. Одет он был в джинсы с заплатками на коленях и белую футболку и, судя по бледно-молочному оттенку кожи, редко бывал на солнце.

– Как тебя зовут? – спросил я незнакомца, дойдя до ограды, отделявшей поле от трибун.

Мальчишка не ответил, словно воды в рот набрал.

– Ты что, немой?

Я заметил, что он дрожит. Перепугался до смерти, словно лань, попавшая в луч охотничьего фонаря.

– Я Кори Маккенсон, – представился я и какое-то время ждал ответа, держась за сетку ограды. – У тебя имя-то есть?

– Эшть! – отозвался мальчишка.

Поначалу мне показалось, что он назвался кем-то вроде Эст или Эрнст, но потом до меня дошло, что парнишка попросту шепелявит.

– И как же тебя звать?

– Немо, – ответил он.

– Немо? Как капитан Немо?

– Кто-кто?

Похоже, он не был знатоком Жюля Верна.

– А фамилия твоя как?

– Керлиш, – ответил он.

Керлиш. Вот оно что. Я мгновенно разобрался, что к чему. Не Керлиш, конечно же, а Керлисс. Тот самый новый мальчик, у которого отец был коммивояжером, странствующим из города в город. Именно он стригся у мистера Доллара, сидя на лошадке. Маменькин сынок.

Немо Керлисс. Что ж, имя и фамилия подходили ему как нельзя лучше. Он выглядел так, словно его вытянула сеть в океане за двадцать тысяч лье от берега. Однако родители учили меня, что уважения заслуживает каждый, не важно, маменькин он сынок или нет, тем более что, сказать по правде, и я не мог особо похвастаться своей внешностью и статью.

– Ты недавно переехал в наш город? – спросил я Немо.

Он кивнул.

– Мистер Доллар рассказывал мне про тебя.