Если бы она просто подождала… посмотрела, чего мэр от нее хочет…

Политика умиротворения, вспомнила я. Очень скользкая дорога.

Но здесь, на улице, лежали тела…

И Мэдди погибла…

И мальчик-солдат меня спас…

И Коринн ударили по лицу за то, что она помогала…

(ох, Тодд, где же ты?)

(что же мне делать? что правильно, что неправильно?)

– А ну, двигай отсюда, – гавкнул солдат так, что я подскочила.

Я заторопилась прочь и оглянуться не успела, как уже бежала сломя голову.

Едва дыша, я ворвалась в практически пустой дом исцеления и захлопнула за собой дверь. На дороге стало еще больше солдат, еще больше патрулей, больше стрелков с ружьями на крышах, и все они провожали меня внимательными взглядами, а один даже грубо присвистнул вслед.

Теперь до коммуникационной башни уже не добраться. Больше нет.

И это она у меня тоже отняла.

Пока я переводила дух, меня вдруг огорошило: я же тут теперь единственная… типа, вроде целителя. Многие пациентки уже достаточно выздоровели, чтобы отправиться вслед за мистрис Койл… куда бы она там ни отправилась, – и, возможно, даже закладывали вместе с ней бомбы… Но в доме все равно оставалось еще десятка два человек, и каждый день приходили новые.

А я – худший целитель, какого только видывал Новый Прентисстаун.

– Помогите, – прошептала я себе под нос.

– А куда все подевались? – спросила миссис Фокс, только я открыла дверь к ней в палату. – Еду не приносили, лекарства тоже…

– Простите. – Я вытащила судно. – Постараюсь вас покормить как можно скорее.

– Бог ты мой, милая! – Она сделала большие глаза.

Это я повернулась к ней задом. Я проследила, куда она смотрит: во всю спину моего белого халата был грязный кровавый потек – кровь того юного солдата, от воротника до самого подола.

– С тобой все в порядке? – неуверенно спросила она.

Я еще раз посмотрела на кровь, но сказать смогла только одно:

– Я вам принесу поесть.

Следующие несколько часов слились в сплошное мутное пятно. Весь вспомогательный персонал ушел. Я готовила еду для оставшихся пациенток, кормила, расспрашивала, какие лекарства они принимали, когда и по сколько, и хотя все продолжали расспрашивать, что случилось, моя физиономия, видимо, выглядела достаточно красноречиво… в общем, они старались мне помогать, чем могли.

Где-то уже сильно за полночь я шла по коридору с подносом грязных тарелок и увидела Коринн – она только-только переступила порог и держалась рукой за стену, чтобы не упасть.

Я грохнула поднос на пол и ринулась к ней. Она выставила вторую руку вперед – вовремя! – и поморщилась.

Тут только я увидела, как напухло у нее вокруг глаз…

И раздутую губу.

И как прямо она держится… слишком прямо, словно ей больно – реально больно.

– Коринн… – только и сказала я.

– Просто помоги мне дойти до комнаты, – с трудом выдавила она.

Я взяла ее за руку. Что-то пряталось в ладони… и теперь проскользнуло в мою. Коринн поднесла палец к губам, заглушив уже рвавшиеся из меня расспросы.

– Девочка, – едва слышно прошептала она. – Сидела в кустах у дороги. – Она яростно потрясла головой. – Ведь совсем еще девчонка!

Я не стала смотреть, что там. Довела Коринн до комнаты и сразу же помчалась за пластырями для лица и компрессами для ребер. И только очутившись одна в кладовой, я разжала ладонь.

Записка, сложенная, снаружи буква «В». Внутри пара строк, не говорящих почти ни о чем.

Девочка моя, пришла пора выбирать.

И один-единственный вопрос.

Можем ли мы рассчитывать на тебя?

Я подняла глаза и с трудом проглотила слюну.

Можем ли мы рассчитывать на тебя?

Я сложила бумажку, сунула в карман, набрала пластырей и компрессов и отправилась помогать Коринн…

Которую избили люди мэра.

Которую никто не избил бы, если бы ей не пришлось отвечать за поступки мистрис Койл.