А потом случилось то, чего я никак не ожидал. Правда, сам я в событиях не участвовал, а узнал о них позже от Марики. Она приложила массу стараний и потратила уйму времени, чтобы привести меня в чувство после аварии.

Глава 19

Голова трещала, угрожая лопнуть в любой момент. Перед глазами плавало мутное пятно, во рту скопилась слюна с привкусом железа, нос сильно болел и вроде как немного распух. Я не сразу понял, что не слышу гул мотора. Кроме того, я лежал на спине и на меня сверху сыпалось что-то пушистое и холодное.

– Что произошло? – Язык еле ворочался, фраза вышла невнятной, словно я набил рот кашей.

Пятно перед глазами зашевелилось, приобретая резкость и ясные черты. Вскоре оно превратилось во встревоженное лицо Марики. Она протянула руку, стряхнула с моей головы крупные хлопья снега.

– Что случилось? – повторил я и поморщился от хлынувшего потока слов. – Не так часто. Давай помедленнее, ладно?

Марика резким движением вернула под летный шлем выскользнувшую прядь волос, села рядом со мной в сугроб и рассказала обо всем, что я пропустил, валяясь в отключке. В последнем, кстати, не я виноват. Это Дитрих вырубил меня ударом трубы по затылку. Наверное, одной из тех, что я нашел в хвостовом отсеке.

Марика знала не так и много, поскольку немец и ей врезал по голове. Правда, она пришла в себя намного раньше меня. Я не стал вдаваться в подробности, почему это произошло. Возможно, Дитрих ее пожалел и стукнул не так сильно, или же шлем принял на себя часть удара. Какая разница? Главное, Марика умудрилась посадить самолет в чистом поле, если так можно назвать практически неконтролируемое падение с высоты, и вытащила меня из кабины.

Я пошевелился, приподнял голову и вытянул руку, чтобы ухватиться за Марику. Рукав куртки съехал вниз. Я сначала не понял, а когда до меня дошло, подскочил, как ужаленный. Вместо браслета на запястье темнел багровый след. Я в панике похлопал по карманам брюк и с видимым облегчением нащупал в одном из них ампулу с вакциной. Похоже, Дитрих ее не нашел, когда грабил меня. Или же он и не пытался ее искать, а хотел забрать только браслет.

Немного придя в себя после неприятного открытия, я внимательно изучил место авиакатастрофы. Самолет рухнул посреди голой равнины, пропахал в белой целине глубокую борозду и врезался носом в невзрачный холмик. Пропеллеры сильно погнулись, а у правого движка винт и вовсе закрутило в штопор. Левое крыло надломилось в районе моторной гондолы и воткнулось в снег, изображая горку. Шасси тоже досталось: одно колесо с колпаком обтекателя торчало из сугроба в двадцати метрах от самолета, другое держалось на уцелевшем подкосе и тихо скрипело, покачиваясь на ветру.

Унылое зрелище. А если учесть, что вокруг, кроме разбитого «юнкерса», глазу не за что зацепиться, то и вовсе печальное. Хотя нет, чего это я? Вон же на горизонте чернеет едва заметная на таком расстоянии линия лесополосы. Слева, почти на пределе видимости, бревенчатые опоры ЛЭП расставили ноги, будто шагают куда-то строем. Справа, на два часа по воображаемому циферблату, темнеет серое пятно рощицы. Да и кусты ивняка в ста метрах отсюда хоть как-то скрашивают белое однообразие поля.

По колено проваливаясь в сугробы, я подковылял к «юнкерсу». Хвост самолета высоко задрался вверх, и я сначала вскарабкался на сломанное крыло, а потом, проявляя чудеса акробатики, взобрался на борт и прошмыгнул в хвостовой отсек. Там все было кувырком. Вывалившиеся из открытого ящика обрезки труб, инструменты, болты и гайки бесформенной кучей лежали в углу переборки. Защелки на ящике с «аквалангами» тоже оказались расстегнуты, а крышка приоткрыта. Я приподнял ее, просунув пальцы в узкую щель. Баллоны исчезли. Дитрих забрал их с собой, как и браслет. Странно все это.

– Саня!