Основной компонент - Александр Пономарев (2021)

Больше я так не рисковал, да и негде было. Через пять минут мы выехали на залитую лунным светом Александерплац, а еще через две остановились возле особняка. Я поймал в овале зеркала взгляд васильковых глаз Марики.

– Выходи и жди на крыльце. Я поставлю машину за углом и сразу вернусь.

Марика кивнула, щелкая замком двери. Я дождался, когда она выйдет, включил передачу и лихо, с заносом, развернулся. Не смог устоять перед соблазном показать, какой я лихач. Что ни говори, а женская красота страшная сила – на раз-два из любого мужика барана делает.

Бросив «хорьх» за углом, я чуть ли не бегом вернулся к парадному входу. Марика стояла на крыльце, нахохлившись, как воробей, и постукивая ботиночками друг о друга.

– Потерпи еще немного, милая. Скоро будешь в тепле.

Я вынул из кармана штанов связку ключей, выбрал нужный, вставил в замочную скважину и повернул против часовой стрелки. Тяжелая дверь со скрипом отворилась.

Дом встретил темной прохладой и тишиной. Я пошарил по стене, щелкнул выключателем и зажмурился от яркого света. Спустя секунду приоткрыл один глаз. Осмотрелся.

В прихожей ничего не изменилось, все вещи на местах. Добрый знак. Никто в мое отсутствие в доме не хозяйничал. Лучше, конечно, проверить детально и желательно начать с кабинета, вдруг там повторный погром учинили, еще хуже первого, но это потом. Сейчас надо помочь Марике раздеться, самому снять шинель, привести себя в порядок и перекусить. Нет. Сначала перекусить, а потом уже все остальное. Думаю, Марика тоже не прочь поужинать. Я так и спросил, на что, естественно, получил утвердительный ответ.

Я скинул шинель, повесил вместе с куртешкой Марики на вешалку в углу. Помог девушке снять ботинки и сам стянул с ног сапоги. Потом взял из баронского кабинета канделябр. Правда, пришлось подобрать его с пола, выправить изогнутую руку гетеры и воткнуть в подставки сломанные свечи, предварительно заляпав места соединения раскатанными между пальцами кусочками воска. Получилось не очень. Некогда стройные свечи теперь выглядели как пальцы артритника, но это не мешало им исправно функционировать.

Язычки пламени колыхались в такт моему движению, заставляя корявые тени кривляться на стенах. Отзвуки шагов звенели под потолком, затухая в узорах скрытой в полумраке лепнины. Боковым зрением я видел светлые блики на красивом лице Марики и пляшущие огоньки в ее глазах. Она всю дорогу вертела головой, охала да ахала, любуясь красотой интерьера, особенно притягательном при таком освещении.

На кухне я щелкнул выключателем, и вся романтика сразу улетучилась струйками дыма от задутых свечей. Марика села на стул, сложила руки на коленях и стала наблюдать за мной. А я уже вовсю хозяйничал: вымыл руки с мылом, зажег плиту, достал из холодильника окорок, масло, каретку с яйцами и бутылку вина. Покромсал мясо тонкими ломтиками и кинул на дно шипящей растопленным маслом сковородки.

Марике надоело сидеть просто так. Она слезла со стула, подошла ко мне со спины и обняла за плечи. Я в это время уже разбил яйца в миску и теперь взбалтывал их вилкой.

– Я хочу помочь, – сказала она и поцеловала меня в щеку.

– Да не вопрос. Вон хлеба порежь, только руки вымой сначала.

– Мог бы и не напоминать. Я девушка воспитанная и соблюдаю правила личной гигиены, – с деланой обидой в голосе заявила Марика.

Я поставил миску на стол, развернулся и, обхватив ее за талию, поцеловал в губы.

– Извинения приняты, – улыбнулась она и прошла в угол кухни к эмалированной раковине.

Пока Марика мыла руки, я деревянной лопаткой перевернул подрумянившиеся с одной стороны ломтики окорока, залил их болтушкой из яиц и накрыл крышкой.

К тому времени, как я принес тарелки с дымящейся яичницей к столу, Марика уже нарезала толстыми кусками пшеничный хлеб и теперь с аппетитом ела его. Я только поставил на стол тарелку, как она схватила вилку с ножом и жадно накинулась на еду.