Основной компонент - Александр Пономарев (2021)

Я наклонился за книжкой и уже хотел захлопнуть ее, но что-то заставило меня взглянуть на открытые страницы. Я замер, наткнувшись на любопытную запись на немецком языке:

«Чертов Сталинград! Холодно, голодно и постоянно стреляют. Пули все время свистят где-то рядом, заставляя вжиматься в промерзшую землю и прятаться за любым укрытием. Русские совсем не дают покоя. Каждый день атакуют, несмотря на потери. Мы их столько уже положили, а они все идут и идут! Убьешь одного, взамен приходит двое, убьешь этих двоих – приходят четверо, и так до бесконечности!

Но ничего, у меня есть способ все исправить. Сегодня, 27 декабря 1942 года, – величайший день в истории. Сегодня исполнится мечта всей моей жизни, сбудется все, о чем я грезил долгие годы, к чему шел, замерзая в горах, проводя дни и ночи за лабораторным столом, переживая из-за каждого неудачного эксперимента и радуясь самому незначительному успеху. Сегодня свершится возмездие, и меня радует мысль, что это я приложил к этому руку. Это я создал основу будущего мира и это мне предстоит…»

Больше я ничего не успел прочитать. Написанные бисерным почерком строчки задрожали, расплылись, как расплываются чернила от капли воды, и бесследно впитались в желтоватую шероховатость бумаги.

Я поморгал, внимательно осмотрел страницу с обеих сторон. Она была девственно-чиста, и ничто на ней не напоминало о недавнем видении. Покачав головой, я еле удержался от соблазна покрутить пальцем у виска. Двадцать седьмое декабря послезавтра. Как я мог прочитать о нем сегодня, да еще и в настоящем времени? Так! Это все от переутомления, сейчас перемешаю угли в камине – и спать. Завтра будет трудный день. Надо придумать, как вытащить отсюда Марику и как вернуться домой самому.

Я удобнее устроился в кресле и почти мгновенно уснул. Когда проснулся, часы на каминной полке показывали семь утра – самое подходящее время для дела.

В гардеробной на втором этаже я выбрал для себя комплект обмундирования из десятка висевших на плечиках кителей и сложенных в аккуратную стопку галифе. Переоделся, влез в новые – до хруста – сапоги, их тут в ряд стояло несколько пар, нацепил фуражку с отполированным до блеска орлом и черепом со скрещенными костями, накинул на плечи пропахшую нафталином шинель, их у барона тоже было в достатке, и заглянул в спальню к Марике.

Она спала, разметавшись на кровати. Я не стал будить любимую, осторожно поправил одеяло, поцеловал в припухшие после бурной ночи губы и на цыпочках вышел за дверь. Стараясь не греметь сапогами, спустился по лестнице, спрятал в кабинете Валленштайна ампулы с вакциной и покинул особняк.

В предрассветных сумерках с граем кружили вороны. На деревьях хрипло переругивались галки. Голуби трясли головой, бегая по тротуарам в поисках случайной крошки. Дребезжащий трамвай, позвякивая, вкатился на площадь, пересек ее по диагонали и скрылся в каньоне Ратхаусштрассе, помаргивая сигнальными фонарями. Ранние пешеходы зябко кутались в шубы и пальто. С вокзала доносился неясный гул голосов и звонкие крики мальчишки – разносчика газет. На невидимой отсюда платформе недовольно заворчал паровоз. Чуть позже запыхтел еще один труженик стальных магистралей и тонко засвистел, стравливая избыточное давление.

Я неторопливо дошел до машины. Хлопнув дверцей, сел в холодный салон. Двигатель завелся на удивление быстро. Я подождал пару минут, следя за стрелкой датчика температуры, потом с усилием воткнул первую передачу и направил стреляющий глушителем «хорьх» в сторону лаборатории.