Художница проклятий - Джордан Ривет (2021)

Он поспешил к выходу из пещеры, где на фоне звездного света вырисовывались силуэты Лью и Джеммы, которые доедали свой остывший ужин. Брайер наблюдала, как маг голоса устраивается рядом с ними, и чувствовала себя взволнованной. Неужели Эстебан хотел сказать, что все-таки одобряет ее присутствие в шайке? И неужели он понимал, чем она жила в прошлом и почему решила сбежать от всего?

Ей нужно было быть осторожной. Он по-прежнему мог выдать ее тайны Арчеру и остальным. Они, возможно, не так охотно приняли бы ее в свою шайку, если бы знали про все деяния Брайер в прошлом. Как сказал Арчер, они были ворами, а не убийцами. Художница начала чувствовать себя комфортно среди членов банды, наслаждаясь их сплоченностью и преданностью друг другу. Большую часть минувшего года Брайер провела в одиночестве, если не считать встреч с клиентами. Она и не подозревала, как сильно скучала по человеческому обществу.

Брайер натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза, но сон ускользал от нее. Она не могла перестать думать о жизни, которую оставила. Не о той, что была в хижине, когда все было слишком идеалистическим, чтобы продлиться долго, а о той, от которой сбежала. Несмотря на усталость и опустошенность, ей было трудно отмахнуться от воспоминаний.

Из-под ее кисти вышло слишком много боли и зла, замаскированных яркими цветами. В голове Брайер мелькали лица людей, залитые краской и кровью. Ей было семь лет, когда она впервые прокляла другого человека. Она едва понимала, что делает, но звук ломающейся ноги ее жертвы и последовавший за этим крик до сих пор терзали девушку. Тот хруст эхом отзывался в ее воспоминаниях на протяжении десяти лет, задавая ритм всем тем кошмарам, которые были наполнены сожалением.

В студии у моря родители учили ее думать о людях, которых она проклинала, не как о жертвах, а как об объектах. Проклятая живопись была призванием, профессией. Родители Брайер были художниками, которые при помощи своего таланта всегда находились в поиске новых творческих способов привнести в мир зло. Ее мать, Сирша, была импульсивной и резкой и обладала даром зажигательных и разрушительных проклятий. Ее отец, Донован, работал более тонко, усиливая галлюцинации, кошмары и подсознательные страхи. У этой супружеской пары не было равных, и они постоянно напоминали об этом своей дочери, желая, чтобы Брайер стала даже лучше, чем они.

Однако она не хотела быть лучше. Она хотела быть хорошей. В детстве Брайер как-то спросила, почему она не может поучиться более добрым заклинаниям, после того как поняла, что созданные родителями прекрасные картины, от которых у них глаза сияли гордостью, всегда, казалось, заставляли других людей плакать.

– Я хочу сделать что-нибудь хорошее, – сказала она однажды родителям, пока перетирала самоцвет – лазурит, – чтобы приготовить ультрамариновый синий для их студии. – Как делают маги голоса, которые выращивают розы зимой для королевского сада.

– Твои картины прекраснее королевских роз, – отец Брайер выглянул из-за большого холста. Его глаза были такими же большими и совиными, как и у его дочери. Он был красивым мужчиной, таким же красивым, как и ее мать. – Они куда больше, чем что-нибудь просто «хорошее».

– Но они всегда делают плохие вещи, – возразила Брайер. – Они причиняют людям боль и ломают вещи.

– Они восхитительны, – сказала ее мать. Она отвела назад вьющиеся волосы Брайер, чтобы они не попали в краску, и обернула свой любимый изумрудно-зеленый платок вокруг головы дочери. – И в один прекрасный день ты создашь настоящее искусство.