Город (сборник) - Клиффорд Саймак

Хотя ничего чудесного в этом не было – встречаться с этим журналистом Харрингтон вовсе не желал. Но встреча была назначена много недель назад, и теперь не оставалось ничего другого, как стерпеть ее.

Журналист больше напоминал бизнесмена, чем человека пера, и Харрингтон поймал себя на том, что гадает, как подобный тип мог создавать столь острую, проницательную журналистскую прозу, сделавшую «Ситуацию» знаменитым журналом.

– Джон Леонард, сэр, – представился тот, пожимая Харрингтону руку.

– Я рад видеть вас у себя, – ответил Харрингтон, настраиваясь на свой обычный гостеприимный лад. – Устроит ли вас этот стул? У меня такое чувство, будто я знаю всех вас – ваш журнал я читаю уже многие годы. Как только он приходит, тут же читаю колонку Харви.

Леонард рассмеялся.

– Похоже, Харви – наш самый известный очеркист и наилучшая приманка. Все посетители хотят взглянуть на него хоть одним глазком. – Он уселся на указанный стул. – Мистер Уайт шлет вам наилучшие пожелания.

– Это очень мило с его стороны, вы должны поблагодарить его от моего имени. Мы не виделись с ним уже многие годы.

И подумав об этом, Харрингтон вдруг понял, что встречался с Престоном Уайтом только однажды, не меньше двадцати лет назад. Тогда этот сильный, увлеченный, своевольный человек, олицетворявший публикуемый им журнал, произвел на него неизгладимое впечатление.

– Несколько недель назад, – сообщил Леонард, – я говорил еще с одним вашим другом, с сенатором Джонсоном Энрайтом.

– Я знаю сенатора давным-давно, – кивнул Харрингтон, – и крайне им восхищаюсь. Я полагаю, это можно назвать единством противоположностей. Мы с сенатором – люди весьма несхожие.

– Он питает к вам глубокое уважение и восхищается вами.

– Я питаю к нему взаимные чувства, но эта история насчет поста государственного секретаря… Меня тревожит…

– Да?

– О нет, он вполне подходит для этой должности – то есть мне так кажется. Он честен в своих мыслях, наделен долей упрямства и является человеком крепкого склада, что нам и требуется. Но у меня есть сомнения…

Леонард выразил на лице удивление:

– Но не хотите же вы сказать…

– Нет, мистер Леонард, – слабо отмахнулся Харрингтон. – Я смотрю на это только с точки зрения человека, отдавшего бо́льшую часть своей жизни служению на благо общества. Я знаю, что Джонсон должен взирать на такую возможность не без опаски. В недавнем прошлом бывали моменты, когда он готов был подать в отставку, и лишь чувство долга не позволяло ему покинуть свой пост.

– Этот человек, – уверенно заявил Леонард, – не упустит возможности возглавить госдепартамент. Кроме того, на прошлой неделе Харви сказал, что он примет пост.

– Ну да, знаю, я читал эту колонку.

– Я не отниму у вас много времени, – перешел к делу Леонард, – основные изыскания на вашу тему я уже провел.

– О, не беспокойтесь, мое время в полном вашем распоряжении. До вечера, когда я буду обедать с матерью, я совершенно свободен.

Леонард слегка приподнял брови:

– А ваша мать еще жива?

– Она весьма бойкая, несмотря на свои восемьдесят три года. Она напоминает мать Уистлера[7] – такая же невозмутимая и красивая.

– Вы счастливчик. Моя мать умерла, когда я еще был подростком.

– Мне жаль это слышать. Моя мать – женщина благовоспитанная до кончиков ногтей. Таких теперь редко сыщешь. Я уверен, что обязан ей очень многим. Вероятно, в том числе и той чертой, которая является предметом моей особой гордости, подмеченной вашим литературным обозревателем Седриком Мэдисоном, когда он писал обо мне несколько лет назад. Я послал ему записку, в которой благодарил его и сообщал о своем твердом намерении как-нибудь посетить его, хотя до сих пор так и не выбрался. Мне бы хотелось встретиться с этим человеком.

– И что же он написал?

– Он написал, если я не ошибаюсь, что я последний из джентльменов.