Ржевский, Ветлицкий, Бурнос! Встать в двух метрах от двери, с той стороны, ближе пяти метров никого не допускать, при неподчинении – стрелять! Будь хоть генерал Стессель! Где Ветлицкий, я что, ему личное приглашение посылать должен в письменном виде?!

Ржевский вылетел из блиндажа пулей, успев пискнуть, что «Ветлицкому прострелили плечо и полоснули штыком по груди, теперь этот магнит для пуль и осколков опять на перевязке». Бурнос двинулся за ним более медленно, но неотвратимо, как бронепоезд…

Подышав три секунды, Балк заговорил негромко, но так было еще страшнее:

– Слушай ты… Морда царская. Ты меня, конечно, можешь прямо сейчас прикончить за оскорбление величества, я тебе даже наган дам. Тот самый, из которого час назад я тебе ляжку прострелил… Б…дь!!! Когда в ваши тупые бошки, наконец, дойдет, что вы, раз уж вам Господь попустил стать хозяевами России, то вы себе уже не принадлежите ни хрена?

– Продолжайте, капитан… Я вас слушаю. Внимательно, – Михаил говорил столь же тихо, и получалось это у него не менее, а скорее, даже более убедительно, чем у Балка.

Если первый использовал свой более чем полувековой опыт выживания в критических ситуациях, то за Михаила сейчас играли гены нескольких поколений предков, повелевавших самой большой и далеко не самой спокойной страной. Если династия и вырождалась, то, похоже, этого конкретного члена семьи сие пока не сильно коснулось. Или лихие эскапады, под руководством самого же Балка, всего за пару месяцев обратили этот процесс вспять и встряхнули князя.

Колу противостоял полноценный Романов, вполне достойный противник, и разборка обещала быть серьезной. Беда в том, что Кол не мог играть по привычным для него правилам и решить ее в случае неудачного для него поворота наивернейшим способом – пулей промеж глаз. Вернее, мог, но только промеж собственных. Так что он достал свой наган из кобуры (пришлось кому-то из солдат поискать на поле боя, историческая реликвия, как ни крути) и протянул его раненому, рукояткой вперед. Тот небрежно положил его на тумбочку рядом с кроватью.

– Это хорошо, что вы, товарищ великий князь, меня слушаете. Плохо только то, что при этом самостоятельно думать вы отказываетесь. Какого, спрашивается, хера вы в атаку бросаетесь, как Чапай на лихом коне, вместо того чтобы пристрелить этого горлопана ротмистра на полуслове?

Про Чапая Михаил, понятно, знать еще не мог, но смысл вполне понял, Балк, еще не отошедший от боя полностью, переключился на «несовременный» режим.

– Слово офицера, если вы меня действительно сейчас из того же нагана не шлепните или под суд не отдадите, при следующем таком фортеле я вам не мясо навылет прострелю, а колено раздроблю, на хрен! Потому что страной и на протезе руководить можно, если что. А с пробитой башкой или вывернутыми кишками делать это несподручно. Мы, между прочим, в этой никому не нужной мясорубке потеряли только убитыми почти две сотни людей. А еще куча раненых. И шансы у вас лежать там были выше, чем у среднего солдатика, так как вы более заметная мишень, а рукопашному бою пока нормально не обучились! А кто вообще должен был остановить этот идиотизм со штыковой в зародыше? Вы!

– Объяснитесь. Вы же сами мне сообщили, что в скором времени я наследником императорского престола быть перестану. Что до суда, то итог нашей беседы будет всецело зависеть от мотивов, которыми вы руководствовались.

– Объясняю. Ваш царственный брат о том, что он не только владеет Россией, но и принадлежит ей от макушки до кончика хрена… про ноги не говорю, без них, как я уже сказал, и обойтись можно… забыл еще вернее, чем вы. Только вы хоть в бой бросились, что глупо, но почетно, ибо за Россию… А он – в любовь, понимаешь, причем бесперспективную. Что такое гемофилия, в курсе?

Что-то на эту тему Михаил знал. Остальное Балк объяснил, в меру своих сил, конечно.