Изнанка - Самат Бейсембаев

И так, пришла кульминация всей этой бойни. Один на один. Или я, или меня. Мы начали сокращать дистанцию, пока не встретились по центру. Первый удар предпринял он, замахнувшись топором делая удар сверху вниз. Чтобы отбить его в сторону пришлось приложить много сил, которых осталось и так мало. Каждый выпад, каждый удар давался все тяжелее. В какой–то момент мы просто стояли на месте в метре друг от друга, и, покачиваясь, пытались нанести хоть какой–то ущерб. Наконец, одному из нас это удалось. Лезвие его топора вскользь прошло по мне, окропив мое бедро, от чего я очередной раз за сегодня оказался на земле. Из последних сил он поднял свой топор для решающего удара. И в момент, когда его оружие взмыло вверх, мне удалось проткнуть его колено копьем. С громким криком его туша рухнула прямо на меня. Завязалась самая банальная драка, где мы просто дубасили кулаками. Я бил, не обращая внимания куда попадаю. Мы перекатывались, как клубок пока он не оказался сверху, а в его руке стилет, который он случайно подобрал. Нет, это не может быть моим концом. Он взмахнул рукой для очередного последнего удара, но я из последних сил приподнял корпус и вцепился зубами ему в глотку. Я сжал челюсти, что есть сил и вырвал кусок. Раздался хрип и красная, теплая, жгучая кровь залила мне все лицо. Наконец, перестав шевелиться, он упал. Все закончилось. С трудом поднявшись на ноги, я оглянулся вокруг. Толпа гудела. Толпа кричала. Толпа безумствовала. Толпа бесновалась в восторге от вида крови и насилия. Теперь я знаю…теперь я вижу, зачем мне жить дальше — ради мести. Ради мести всем, кто заставил меня стать таким. Кровавый оскал озарил мое лицо

— Я испью вашу кровь, — шепотом произнес я и рухнул обессиленный, уйдя в потемки тьмы.

Глава 12. Деннар

Война — люди всегда повторяют, что это ужасно. Старшие наставляют младшим, младшие впитывают, а затем забывают и берут в руки оружие. Если это ужасно, то почему матери снова и снова оплакивают сыновей? Ради чего? Возможно, кто–то чтобы быть воспетым, кто–то ради богатства, кто–то ради любимых, но самое главное люди идут на войну ради идеи. И именно ради этого иду я. Ради идеи быть свободным. Свободы не быть под гнетом, свободы выбирать. А для этого надо стать сильным. И именно туда я и направлялся — к своей силе.

До расположения войск я добрался тем же способом, что и обратно — на летающем пузыре. Только на этот раз я был один, без друга, за исключением персонала корабля. Я жалел, что все так получилось с Максимом — какое бы у него сейчас не было новое имя, для меня он таковым всегда и останется. Я даже попытался в последний день перед отъездом поговорить с ним и помирится, хоть и злился на него, но войдя в его покои, никого не обнаружил. Вспомнив о нем, меня снова одолело раздражение, но не на него, а на этого старика в балахоне. Я винил его в нашем раздоре, хотя краем сознания понимал, что в этом есть и моя вина. Слишком сильно я его опекал и решал за него, даже не советуясь с его мнением. Но моя гордость не давала мне это признать окончательно, от чего раздражение только усиливалось.

Но ничего, дать ему время остыть и все уляжется. Тем более у нас и раньше были конфликты. Точнее он на меня обижался. Отошел же он того случая, когда я поцеловался на школьной дискотеке с Наташкой из Б класса; к слову мы учились в А. Оказалось, он в тайне был в нее влюблен. В свое оправдание могу сказать, что я даже не подозревал об этом. Несколько дней он тогда со мной не говорил, а потом как заговорил, что лучше бы молчал. Правда еще через пару дней он отошел, и все было нормально. Смею надеяться, в этот раз он будет не менее отходчивым.