Изнанка - Самат Бейсембаев

Я остановился и прикрыл глаза. Только этого не хватало: не хотелось ввязываться в приключение, которого не искал. Наконец, немного собравшись, обернулся. Их было, по крайней мере, человек пять, быть может, еще несколько прячутся в лачугах, ждущие подходящего момента или приказа. Обладатель заговорившего голоса с нами стоял по центру и чуть впереди, чтобы выделяться (видимо местный атаман): обтертая, старая жилетка на худощавом теле и такие же штаны, ботинки со шнуровкой, грязные, сальные волосы чуть ниже ушей, кривой, из–за неоднократных переломов, нос, черные зубы, и кинжал в правой руке завершали его отталкивающий образ. Остальные вокруг выглядели и того хуже; многие из них вообще босые, либо только в одних штанах, но при этом у каждого что–то да имелось в руке: ржавые кинжалы, кухонные ножи для разделки мяса, дубины и так далее.

Мне стало страшно: во рту пересохло, по лбу на брови стекал пот, щипля глаза, в коленях слабость, ступни не чувствуют опоры, руки подрагивают. Их много, а нас всего двое. Они вооружены, а мы нет. Они мужланы, а мы всего лишь студенты.

— Вам бы, для вашего же блага, лучше нас отпустить подобру–поздорову, — услышал я уверенный голос Танула.

— Ну, вы нас уважьте звонкой монетой, и мы вас проводим как дорогого гостя, — с ехидством в голосе ответил все тот же человек, — и будет блага нам, а главное, и вам.

Я, было, потянулся к кошельку, но был остановлен укоряющим взглядом Танула. Не знаю почему, но он был спокоен и сам внушал спокойствие. Хотя стоило взглянуть обратно на шайку бандитов, а именно ими они и являлись, то спокойствие снова исчезало. Снова на Танула — спокойствие возвращалось. И так по кругу. Короче говоря, моя рука зависла между отдать кошель и не отдать.

— Ненавижу прелюдий; давайте уже перейдем к делу, — развел руки в стороны мой сосед, как бы провоцируя их.

Атаман оскалился всеми своими, не знаю сколько, но точно меньше, чем должно быть, черными зубами и дал отмашку своим друзьям. После его команды все вокруг пришли в движение: недооценка или пренебрежительное отношение к двум щенкам, на их взгляд, вроде нас, но из четверых только один направился быстрым шагом в нашу сторону, остальные же шли не спеша, подбадривая своего товарища выкриками. Быстро сокращая дистанцию, он замахнулся своим кухонным ножом, чтобы нанести удар и сразу же оказался на земле. Все произошло так быстро и неожиданно, что я даже не успел осознать это: поймав его руку на замахе, Танул подсечкой опрокинул его на землю и, подставив руку под удар ступни, раздробил ее ногой, судя по звуку хруста костей. Поверженный заорал так истошно, что вопль поднялся на всю улицу и на этот звук из ближайших лачуг вывалились еще несколько таких же оборванцев.

— Что стоишь? — крикнул мне Танул, — бежим.

— Но ты же сам…

— Потому что их было всего пятеро, — ухватил он меня за руку и потянул за собой.

Кажется, в эту секунду ноги сами несли меня куда надо, потому что мысли явно не поспевали за действиями.

Ноги перестали чувствовать землю, мир вокруг исчез — так бывает, когда тебе по носу прилетает тяжелой дубиной. Именно таким способом оборвался наш побег. Ничего не соображая, слыша звуки, звучащие в ином, искаженном, пространстве, я лежал и захлебывался в собственной крови, хлынувшей фонтаном из моего носа.

Пока я лежал и приходил в себя краем сознания отмечал мельтешения вокруг: Танул раскидывал своих соперников одного за другим. Двигался он с грацией тигра, а удары наносил такие тяжелые, словно вместо кулаков у него пара кувалд. Откуда только он научился так драться?

Более–менее, придя в себя, я начал подыматься: сначала перекатился, кряхтя, на бок, а затем на живот, чтобы встать на четвереньки. После на одно колено, второй ногой, и с небольшим усилием я вот уже, пошатываясь, стою на ногах.