Изнанка - Самат Бейсембаев

Мои мысли снова погрузились думами о войне: зачем я начал ее? Этот вопрос в последнее время не покидал меня. На первый взгляд, и соответственно, для всех все сводилось к банальным ресурсам — рудники. Но я‑то знал, что все не так: я просто хотел выйти из тени моих предков, которые добились высот на своем поприще. Повсюду стоят их статуи, улицы с их названиями, поэты восхваляют их в своих одах, а простой народ уповает на них в своих молитвах. А что же до меня? Да ничего; сижу на нажитом, пожинаю плоды чужих стараний. Даже с кочевниками, казалось бы, историческое событие, но все же налаживание отношений исходило от них, а не от меня. Мда, решил потешить свое самомнение.

Хотя стоит признать, что этот ход был больше необходимостью, чем привередливостью, потому как вторая причина была в том, что бездействие есть слабость. Так, по крайней мере, виделось остальными. Конечно, если бы начались волнения, то я бы их, может и не с легкостью, но, с уверенностью, подавил бы. Что–то слишком много бы. Ненавижу эти сослагательные: они вселяют ложные надежды и уверения. Вот, как раз, по этой причине и пришлось идти на такой шаг: замышляющие преднамеренное, прежде чем совершить гнусность будут вынуждены дважды, а то и трижды подумать, или же вовсе откажутся от своего, что в свою очередь очень облегчит мне жизнь. Правитель — это, в первую очередь, провидец.

— Муж, — голос появившейся жены вырвал меня из раздумий.

Как всегда — утонченная с гордой осанкой, в платье цвета морской волны, дополненное каменными украшениями из бирюзы. Она заняла место рядом со мной и так же, как и я смотрела: ничего так не доставляет удовольствие наблюдать, как работают другие люди. А еще больше, когда работают по твоему приказу.

Но понимая, что их работа делает наше расставание скорым и картина, что стояла перед моими глазами начала мне претить; я не хотел покидать ее.

— Что ты будешь с ним делать? — вопрос прозвучал неожиданно, но к чему–то такому я был готов.

— Преподам урок.

— Это я уже поняла; я спрашиваю, как?

— Отправлю на фронт. Южный.

— Ты… — в ее голосе звучал испуг, — ты можешь убить его.

— Ему будет полезно покинуть свои теплые ясли. Да и не думала же ты, что я не обеспечу ему безопасность?

— Твоя безопасность защитит его от случайной стрелы; или от меча; или от чего еще, что может случиться, когда враги пойдут на него?

— Хватит.

— Это наш с тобой сын, — ее голос задрожал.

— И будущий правитель. Ты своей заботой отравляешь ему жизнь.

— А ты своей и вовсе ее погубишь.

Повисло напряженное молчание. Я не видел, но зато мог чувствовать, как болью матери разрывается ее сердце. Как это самое сердце слепо хочет защитить свое чадо, как, впрочем, и мое. Вот только каждый делает это по–своему.

— Не заставляй его делать то, впоследствии чего он будет тебя ненавидеть, — прикрыла она глаза.

— Эта ненависть после моей смерти станет благодарностью, как и у меня моему отцу.

— Ты слишком строг, — предприняла она еще одну попытку.

— А ты слишком снисходительна, — парировал я.

Снова пауза.

— Твое решение окончательно?

— Да.

— Почему?

— Потому что… — не сразу я подобрал подходящие слова, — если ты вырастишь своих детей, то сможешь избаловать своих внуков. Но, если ты избалуешь своих детей, тебе придется растить своих внуков.

— И это все? Причина только в этом?

— Разве этого мало?

— А разве нет?

— Хорошо; ответь мне на один вопрос, но прежде откинь мысль, хоть это и невозможно, что ты мать и взгляни трезвыми глазами: ты бы смогла доверить такому, как он империю? Взгляни на этих людей: они отцы, они сыновья, они дочери, они матери — разве можно оставить так, чтобы их жизни стали зависеть от воли подобного человека? От жизни сумасбродного юноши. Как он сможет решать положение других, когда как не осознает собственного? Ты пойдешь на это? — посмотрел я на неё.