Изнанка - Самат Бейсембаев

— Нет; они не безумцы. Они измучены лишениями и голодом, который любой здравый ум приводит в отчаяние, — ответил ему второй, старше его возрастом.

— Продолжаем движение, — спокойным, но твердым голосом приказал командующий и бросил на меня странный взгляд.

Истрит — один из самых надежных моих подданных. Еще его отец служил моему отцу, а теперь сын служит сыну. Точно не знаю, сколько ему, но, думаю, лет сорок будет. Как и любой военный, темпераментом сдержанный, всегда собран. Может разделить общий котел со своими войнами, за что его очень уважали. Строг в плане удержания дисциплины, но справедлив при вынесении наказания. Всегда ходил с недельной щетиной, хотя, бывало, изредка брился. В основном перед долгими походами как сейчас. Черные, коротко стриженные, с проблесками седины волосы. Верхняя часть правого уха отсутствовала: в одной из схваток ему то ли срубили, то ли откусили. Сам он не говорит всей правды, поэтому войны периодически об этом гадают. Такие же, как волосы, черные, впалые глаза; а взгляд всегда блуждает в поисках потенциальной опасности. Не мускулист, но жилист. Не высок, но и не низок. Но, пожалуй, главное его качество — это острый ум: хоть он и номинально являлся главой моей охраны, но, как это часто бывает, я не брезговал его советами, а иногда и сам обращался к ним.

Спустя час этих скрытых, как он думал, гляделок я посмотрел на него и вскинул бровь, приглашая его озвучить свои мысли.

— Ваше Величество, разрешите дать вам совет?

— А когда я от него отказывался, друг мой?

— Эти люди в скором времени станут вашими полноправными подданными. Быть может, имеет смысл позаботиться о них уже сейчас?

— Война и без этого отнимает много ресурсов.

— Согласен. Но подавление мятежей и выкуривание разбойников с их укрытий будет обходиться еще дороже: они будут грабить наши караваны, портить дороги, подстрекать местное население, собирать ополчения…

— Я понял, — прервал я его. — Ты прав; твои советы, как всегда, очень полезны. Писарь!

Ко мне приблизился юноша с бумагами и чернилами и прямо на ходу, сидя на коне, записал мои распоряжения. Свернул пергамент и протянул мне запечатать его своей печатью.

— Отдашь его лично в руки главы тайной канцелярии и никому иному.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — слуга кивнул, развернулся и ускакал.

— Истрит, — снова я обратился к главе охраны, — тебе не кажется, что ты находишься не на своем месте? Нет, я не сомневаюсь в твоих способностях. Я лишь хочу сказать, что они не оценены должным образом — займи должность моего советника.

— Это приказ?

— Предложение.

— Тогда я вынужден отказать, Ваше Величество, — сделал он поклон как бы извиняясь.

— Ты уверен?

— Да.

— Почему? Ведь хорошая возможность.

— Я простой вояка, всю жизнь проведший на полях сражений, в казармах, а затем и дослужился до почетной должности главы вашей охраны. Мне этого достаточно.

— А если честно, то, в чем причина?

Он взглянул на меня, слегка улыбнулся и покачал головой.

— Вы как всегда очень проницательны.

— Нет, я просто очень давно тебя знаю.

Он немного помолчал, собираясь мыслями. Затем кивнул; видимо самому себе, в знак, что он готов.

— Если честно, Ваше Величество, то причина в том, что я очень сильно люблю свою семью. Здесь мне все понятно: я вижу, кто враг, а кто нет. Направил меч на вас — враг, не направил — не враг. А на посту вашего советника же ничего не ясно, потому как все ваши друзья будут моими врагами; потому что все друзья Императора враги друг–другу. А там оружие хуже, чем меч: интриги и заговоры. Оружие, в котором я не так силен. Оружие, которое способно добраться до моего чада.

— А если я тебе прикажу?

— То я подчинюсь, и буду исполнять свои обязанности со всем рвением. Но, быть может вскоре, вы пожалеете о своем приказе.

— Почему?