Смертельная белизна - Джоан Роулинг (2019)

Хохотнув, анархист покачал головой. Жилистый и белобрысый, он узнавался по дредам и обильному пирсингу – Робин припомнила, что в день паралимпийского приема видела его в толпе митингующих. Он уже похвалился перед Робин, что прикупил изрядный ком марихуаны, дабы на вечеринке у Флик ребята не скучали. Робин, чье знакомство с наркотой ограничивалось парой затяжек на давней университетской тусовке, изобразила заинтересованную осведомленность.

– До чего же ты наивна! – вещал анархист. – Выборы – это часть великого демократического лохотрона! Бессмысленный ритуал, имеющий своей целью создать у простого человека иллюзию собственной значимости и влияния! Это раздел власти между красными и голубыми тори!

– А как вопросы-то решать, если никто на выборы не придет?

– Посредством местных ячеек, сопротивления и массовых протестов.

– А кто их устраивать будет?

– Сами организации на местах. Тебе капитально промыли мозги, – повторил анархист, смягчая категоричность такой оценки тонкой улыбочкой: вообще-то, он симпатизировал прямоте Бобби Канлифф, социалистки из Йоркшира. – Если ты считаешь, что народу нужны лидеры, то нет: люди справятся самостоятельно, их только нужно разбудить.

– А разбудит их кто?

– Активисты, – сказал он, похлопывая себя по груди, – которые идут в политику не ради наживы или власти, которые добиваются не контроля над народом, а расширения прав. Видишь ли, даже профсоюзы – не в обиду будь сказано, – добавил он, зная, что отец Бобби Канлифф был профсоюзным деятелем, – это тоже властные структуры, их лидеры начинают подражать управленческому аппарату…

– Ты как тут, Бобби, нормально? – спросила, протискиваясь к ней, Флик. – Через минуту выметаемся, здесь уже не обслуживают. Чем ты ее грузишь, Альф? – спохватилась она с легкой тревогой.

После полноценного рабочего дня, хотя и субботнего, в сувенирной лавке и обмена множеством любовных историй (в случае Робин – вымышленных) Флик прониклась таким теплым чувством к Бобби Канлифф, что даже отчасти переняла у нее йоркширский акцент. Ближе к вечеру она позвала Бобби сразу в два места: сначала в этот паб, а потом, с одобрения своей подруги, некой Хейли, – к ним на квартиру, откуда недавно съехала соседка девушек, Лора. Робин ухватилась за оба приглашения, сделала звонок Страйку и согласилась на авантюрную идею Флик воспользоваться отсутствием викканши, чтобы закрыть магазин ранее положенного часа.

– Да вот, втирает мне, что отец мой был не лучше капиталиста, – посетовала Робин.

– Ошизел что ли, Альф? – возмутилась Флик в ответ на смешливые протесты анархиста.

На пути к жилищу Флик их компания растянулась по вечернему тротуару. Альф был бы рад продолжить лекции для Робин по проблемам безлидерного мира, но Флик, которой хотелось потрепаться о Джимми, не дала ему такой возможности. Метрах в трех впереди них в одиночестве косолапил пухлый, бородатый марксист, которого представили Робин как Дигби: он указывал дорогу.

– Может, Джимми вообще не появится, – поделилась Флик, и Робин поняла, что та готовит себя к разочарованию. – Что-то он хандрит. Насчет брата нервничает.

– А че с ним такое?

– Да эффективное расстройство какое-то, шизофреническая хрень, – ответила Флик.

Робин не сомневалась, что Флик знает правильное название недуга, но в присутствии потомственной представительницы рабочего класса прикидывается невеждой. Как-то раз у Флик сорвалось с языка, что одно время она училась на вечернем в университете. Тут же пожалев о своей болтливости, Флик стала чуть более последовательно изображать просторечие.

– А я знаю? Глюки у него.

– Ну какие?

– Ему везде правительственный заговор мерещится против ихней персоны! – хохотнула Флик.

– Фигасе, – сказала Бобби.

– Ну! В дурдоме сидит. У Джимми с ним одни заморочки, – сказала Флик, зажала в зубах тонкую самокрутку и закурила. – Слыхала когда-нибудь про такого хмыря: Корморан Страйк?