Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

Они все соколы: Марико, Бунтаро, Ябу, Оми, Фудзико, Отиба, Нага, все мои сыновья и дочери, мои женщины, мои вассалы, мои враги – все соколы или добыча для соколов.

Я должен заставить Нагу взмыть над добычей и камнем броситься вниз. Кто это будет? Оми или Ябу?»

Сказанное Нагой про Ябу было верно…

– Ну, Ябу-сан, что вы решили? – спросил Торанага на второй день после приезда.

– Я не собираюсь в Осаку, пока не поедете вы, господин. Я приказал собирать войска по всей провинции Идзу.

– Исидо предъявит вам обвинение.

– Он сначала обвинит вас, господин, и если падет Канто, падет и Идзу. Я сделал выбор и заключил сделку с вами. Я на вашей стороне. Касиги соблюдают уговор.

– Я почитаю за честь иметь вас своим союзником, – солгал Торанага, довольный, что Ябу еще раз сделал то, к чему он его подвел.

На следующий день Ябу собрал свое войско, попросил Торанагу устроить смотр и, встав перед ним на колени, церемонно предложил себя в вассалы.

– Вы признаете меня своим сюзереном? – спросил Торанага.

– Да. И все люди Идзу. Господин, пожалуйста, примите это как знак сыновнего почтения. – Не поднимаясь с колен, Ябу протянул ему клинок Мурасамы. – Это меч, которым был убит ваш дед.

– Не может быть!

Ябу изложил историю меча, объяснил, каким образом легендарное оружие попало к нему через годы и как совсем недавно он узнал о его происхождении. Он позвал Суво. Старик поведал, чему был свидетелем в пору детства.

– Это правда, господин, – гордо объявил Суво. – Никто не видел, как отец Обаты сломал меч или забросил его в море. Клянусь надеждой родиться самураем в новой жизни, что я служил вашему деду, господину Тикитаде. Служил верой и правдой до того дня, когда он погиб. Я был там, святая истина.

Торанага принял меч, который, казалось, вибрировал в руке от заключенной в нем злой энергии. Великий даймё всегда смеялся над легендами о том, что некоторые мечи наделены стремлением убивать независимо от воли хозяина, что они жаждут выскочить из ножен, чтобы напиться крови, но теперь поверил им.

Торанага содрогнулся, вспомнив тот день. «Почему мечи Мурасамы ненавидят нас? Один убил моего деда. Другой чуть не оставил меня без руки в шесть лет – необъяснимое происшествие, никого рядом не было, но все-таки правая моя рука была рассечена и я чуть не истек кровью. Третий обезглавил моего первенца».

– Господин, – провозгласил Ябу, – оскверненный меч не должен оставаться среди людей, правда? Позвольте мне утопить его в море, чтобы по крайней мере этот клинок не угрожал ни вам, ни вашему потомству.

– Да-да, – пробормотал он, благодарный Ябу за предложение. – Сделайте это сейчас же!

И только когда меч канул в морские глубины, сердце Торанаги забилось ровно. Он поблагодарил Ябу, приказал, чтобы шестьдесят долей подати оставалось крестьянам, а сорок отходило их господам, и пожаловал Ябу во владение Идзу. Таким образом, все осталось как прежде, за исключением того, что власть над Идзу теперь принадлежала бы Торанаге, если бы он захотел ее взять.

…Торанага повернулся, чтобы удобнее расположить руку с мечом, наслаждаясь близостью земли, как всегда черпая из нее силу и бодрость. «Этот клинок исчез и никогда больше не вернется. Хорошо, но вспомни, что предсказал китайский ясновидец, – подумал он. – Ты умрешь от меча. Но чьего? И в чьей руке он будет, чужой или моей собственной?

В свое время узнаешь, – сказал он себе без страха. – А теперь спать! Карма есть карма. Ты дзен-буддист. Помни, в состоянии покоя абсолют, дао внутри тебя. Никакой священник, никакой культ, никакая догма или книга, никакое слово или учение, никакой учитель не стоят между тобой и этим. Знай, что тут ни при чем добро и зло, я и ты, внешнее и внутреннее, жизнь и смерть. Войди в пространство, где нет страха смерти или надежды на следующую жизнь, где ты свободен от тягот жизни или забот о спасении. Ты сам дао. Стань скалой, о которую разбиваются волны жизни».