На пороге Тьмы - Андрей Круз (2010)

Облака в последние недождливые дни поднялись повыше, так что мы тоже позволили себе забраться на пятьсот метров, да и то до серого «потолка» оставалось не меньше, чем еще столько же. В общем, благодать для новичка.

Для таких полетов мне в запасах города выбили под визу Милославского и через Горсвет выдали теплый летный комбинезон и черную кротовую маску, которую я надевал под очки, чтобы лицо не отморозить: уже и на земле прохладно было, а уж в полете все куда хуже — и холодно, и ветер зверский, плексигласовый ветрозащитный козырек помогал постольку-поскольку, а на виражах и поворотах ветер врывался в кабину мощным холодным потоком, — все же скорость-то у «кукурузника» за сотню, а это не так уж мало.

Вооружились мы в этот полет тоже серьезно. Я трофейный СКС прихватил, который все же пристрелял в поле возле Фермы, аж с тройным боекомплектом, а Настя была с неизменным ППШ. Ладно, глядишь, и отобьемся от кого злобного, случись на вынужденную сесть. У нас даже гранаты были — по шесть на каждого.

Несмотря на отсутствие дождя, земля под нами выглядела все так же мрачно, как и в первый наш полет к очагу Тьмы. Не населено людьми это направление, вот сразу на него облако уныния и спускается, тут словно вечная тоска поселилась и всю окрестность под себя подмяла.

Вскоре под нами промелькнул «передвижной пост разборки пути», затем рельсы закончились и ориентиром стала насыпь. Потом показался «последний оплот человечества» — удаленный от города опорный пункт разведбата. Следом впереди возникли развалины какого-то сгоревшего цеха, и от него я свернул правее, насыпь раздвоилась. Красношахтинск не зря так назвали: пока здесь были люди, оттуда немало угля возили железной дорогой до Углегорска и сальцевского речного порта.

— Минут тридцать нам в этом направлении, — послышался голос Насти в наушниках. — Дальше ориентир помнишь?

— Речка за станцией.

— Точно. Там налево — и как раз до самого города дойдем, до самого центра. Смотри, волки!

Действительно, вдоль лесной опушки, вытянувшись гуськом, бежала стая животных, похожих на крупных серых собак, — не меньше дюжины, пожалуй. Бежали не слишком спешно, скорее ленивой рысцой, так что наверняка ни на кого не охотились, а так, «передислоцировались». Еще через несколько километров граница леса отпрыгнула от железнодорожной насыпи, и мы увидели здоровенного лося, мерным шагом бредущего через образовавшуюся поляну. Чему тут удивляться: людей в этих краях уже нет практически, даже охотники стараются так далеко не забираться, разве что редкие мародеры, которым до зверья дела нет, — поэтому тут для животных рай наступил.

Затем горизонт начал заметно темнеть — мы приближались к границе. А когда тень начала превращаться во Тьму, проступая сквозь туманную дымку, потемнело и вокруг нас, наступили уже знакомые сумерки. Сразу стало как-то муторно на душе, по телу, по спине вдоль позвоночника пополз навязчивый холодный страх, хотя пока вроде бы и беспричинный. Стало зябко, причем еще и по-мерзкому зябко: я даже непроизвольно плечами передернул от отвращения.

Ветер нес отдельные клочья серого тумана, которые плыли над самой поверхностью земли наподобие каких-то неправильных облаков. Рассматривая их, я отвлекся и не сразу заметил станцию, к которой приближались, — спасибо Насте, что предупредила.

На станции пути не разбирали: похоже, сюда люди уже не совались. Рельсы разбегались многочисленными путями, тянулись ряды складов, горы когда-то добытого угля так и ожидали погрузки. Было пусто, скорее даже пустынно, вновь появилось уже знакомое ощущение «покинутости места людьми» — по-другому его никак не удавалось определить словами.