Начало - Игорь Валериев (2019)

Все Селеверстовы, чуть не открыв рты, уставились на меня, а у Никифора челюсть действительно поползла от удивления вниз.

– Я предлагал ему свою помощь в поступлении в губернскую мужскую гимназию сразу в седьмой класс, а потом в Томский университет за счет государственной казны, – продолжил Бекетов, – но Тимофей отказался, так как не мыслит своей дальнейшей жизни без военной службы. Поэтому придется помочь ему с поступлением в Иркутское юнкерское училище, а для этого вам надо вместе с ним приехать в Благовещенск на следующий год, чтобы Тимофей смог официально сдать экстернатом экзамены за шесть классов нашей Благовещенской мужской гимназии и получил официальный документ. Это займет дня два-три, может, чуть больше. И потребуется немного денег. Хотя об этом не будем говорить. Я решу эту проблему.

Атаман Селеверстов, вытаращив глаза, продолжал удивленно смотреть на Бекетова, а у Никифора челюсть опускалась все ниже и ниже. Только тетка Ольга, судорожно вздохнув, начала улыбаться.

– Я думаю, мы договорились, Петр Никодимович, – поднимаясь с табурета, продолжил Бекетов, запахивая полы шубы. – Жду вас вместе с Тимофеем на следующий год.

– Так точно, ваше высокоблагородие! – вскочил с табурета атаман. – Непременно приедем.

Бекетов повернулся ко мне, потрепал по плечу.

– В холщовом мешке, куда тебе подаренные книги сложили, сверху и мой подарок лежит. Посмотришь после моего ухода. И все-таки жалко, Тимофей, что не хочешь ты в университет поступать. Какой бы ученый из тебя вышел…

– Петр Иванович, но будучи на военной службе я могу и наукой заниматься.

– Должен, Тимофей. Должен заниматься. Хорунжий, сотник или есаул – это не твой предел и уровень. С твоей светлой головой ты должен идти выше, чтобы сделать больше для России. Просто обязан для Отечества сделать больше! Все! Жду тебя на следующий год.

Попрощавшись со всеми за руку, Бекетов, надев шапку, вышел из комнаты.

– Вот это да! – Никифор буквально рухнул на табурет.

Петр Никодимович, поглаживая усы, продолжал стоять, взирая на меня с каким-то непонятным выражением лица и глаз. В приоткрывшуюся дверь, предварительно заглянув, просочились Анфиса, Ульяна и Ромка.

– Батька, а что Тимофей натворил? – спросила Анфиса.

– Что натворил? Этим он стал, как его… а, вспомнил – уникумом! – Атаман повернулся к своей жене. – Нет, мать, ты глянь на него, на этого уникума! Мы тут с Никифором перед высокоблагородием во фрунт тянемся, а он с ним как с приятелем разговаривает. Точно – уникум!

«Все, точно это прозвище прилипнет, – думал я, снимая папаху и расстегивая полушубок. – Ермаком тут звать не будут. Слишком уважают Ермака Тимофеевича местные казаки, чтобы какому-то сопляку такое прозвище дать. Хотя, может, и не приживется незнакомое казакам слово. Но прозвище “уникум” лучше, чем “бурундук”, как у Афоньки Гусевского. Никто уже и не помнит, почему так в детстве его прозвали».

– Есаула для Тимофея мало! – продолжал выплескивать из себя напряжение атаман. – Да у нас в станице выше хорунжего никого из казаков не было за всю ее историю. А тут есаула мало! Генералом надо стать Тимохе! Голова у него светлая!

– Успокойся! Ты чего завелся? – Тетка Ольга подошла сзади к мужу и прижалась к нему. – Радоваться надо, что Тимофея так высоко оценили. А может, правда генералом станет! Его благородие вон как уверенно говорил!

– Да со страху я! – Атаман присел на табурет. – Когда услышал от его высокоблагородия, что Тимофей чего-то натворил, внутри что-то будто бы оторвалось. А он вон – уникум, оказывается. Ладно, Тимофей, неси мешок. Показывай, что за подарки там у тебя.

Я подошел к столу и положил на него мешок, раскрыл горловину и достал атлас мира в красивом и богатом переплете. Раскрыв его, увидел конверт, из которого достал четыре банковских билета по двадцать пять рублей и записку: «На самостоятельное обучение. Жду в следующем году. Бекетов».