Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Там все слишком благовоспитанны, — сказал он. — Крепко стоящие на ногах собственники. Многим ли из них приходилось убить человека? Случись стычка, сколько из них дадут деру? Половина, я так думаю. Они хороши для парада, но вряд ли для чего-то еще. Нет, мне нужны закоренелые убийцы, люди, у которых руки пахнут кровью.

— И где же найти таких?

— В тюрьмах, разумеется. Головорезы, убийцы, террористы… — Я предложила еще бренди, и он кивнул. — Я набрал полторы тысячи человек, буквально опустошил тюрьмы.

— Не может быть…

— Мои люди, — усмехнулся он.

Тут мне вспомнились слова Терезы: «Баррас предпочитает мужчин грубых, а женщин — утонченных».

— И чем их больше, тем веселее. Благодарю вас, — поклонился Баррас, будто читая мои мысли.

Он достал часы. Пора было идти, но прежде он хотел задать вопрос: не разыщу ли я гражданина Бонапарта?

— Ходят слухи, что он ведет переговоры с роялистами. На чьей он стороне? Я должен знать. Дело принимает такой оборот, что…

— Но он занят предприятием по изготовлению географических карт.

— У вас, женщин, свои способы… Пригласите его к себе. Для вас это не бог весть что.

Этот предложение неприятно поразило меня.

— Подумайте о судьбе республики, — настаивал Баррас, — о будущем ваших детей.

4 октября

Сегодня гражданин Бонапарт был одет лучше, чем я привыкла его видеть, — в новый синий мундир. Но при этом все равно выглядел нездоровым; наверное, из-за желтоватого оттенка кожи. И, бог мой, эти сапоги на тонких ногах — такие огромные!

Я пригласила его в сад и попросила Агат принести нам кофе с молоком.

— Приготовлено из кофейных бобов с Мартиники, — сказала я. — А молоко — от моей собственной коровы.

Он согласился выйти в сад, хоть, по его словам, спешил и не мог остаться на блинчики. День и ночь трудится над планом по освобождению Италии от австрийцев, так он сказал.

Я улыбнулась.

— Вы говорите это со всей серьезностью.

— Я в это верю.

— Неужели это так просто?

Он не ответил, погрузившись в созерцание солнечных часов.

— Вы не верите в судьбу? — попыталась я привлечь к себе его внимание.

Наполеон резко обернулся ко мне.

— Судьбу можно научиться ублажать, но управлять ею нельзя.

Он странно формулировал мысли, говорил будто афоризмами.

— Я считаю, что поладила со своей судьбой, гражданин Бонапарт, — сказала я, хоть и не совсем поняла, что он имел в виду.

— Бригадир-генерал Бонапарт, — поправил он.

— Простите, я думала…

— На самом же деле… — Наполеон улыбнулся. Он почти очарователен, когда улыбается. — Можете звать меня императором.

— Император Бонапарт? — Это казалось забавным, и я склонила голову набок.

Он пристально смотрел на меня своими серыми и холодными, но воспаленными, неспокойными глазами. Мне стало не по себе.

— Я беспокою вас? — сказал он. — Это понятно. Но чего я не понимаю, так это зачем вы пригласили меня. Признаюсь, у меня появилось к вам что-то вроде привязанности. Тем не менее мне кажется, сейчас это чувство не взаимно.

Я остановилась, чтобы сорвать розу. Колючка уколола мне палец. На глаза выступили слезы — слабость, вызвавшая смущение.

— К этому имеет какое-то отношение Баррас, — настаивал Бонапарт.

Возмущенная, я повернулась к нему.

— Понимаю, что вы цените прямоту, генерал Бонапарт. Что ж… да, это Баррас.

— И сколько он заплатил вам? — Бонапарт надел шляпу.

— Не уходите…

— У меня есть гордость, гражданка. — И он ушел.

Я разнервничалась и поехала к Баррасу. Тот ждал меня, чтобы обсудить планы, касающиеся общества и финансов. Но у меня был свой резон — я больше не желала выполнять его поручений.

Я рассказала о своем разговоре с генералом Бонапартом. Баррас расхохотался.

— Жаль, что я не вижу в этом ничего смешного! — возмутилась я.