Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

В полдень за мной заехал Бонапарт. Я уже была готова. Вместе мы отправились в контору моего адвоката на улице Сент-Оноре. Бонапарт остался в прихожей — ждать, пока адвокат не ознакомится с брачным контрактом.

— Вы знакомы с условиями? — спросил Рагиду, когда я села. Его пыльная контора была завалена грудами бумаг. Стекла окон, выходивших на улицу Сент-Оноре, покрывала сажа.

— Да.

— Тем не менее закон требует, чтобы я ознакомил вас с содержанием контракта. — При небольшом росте Рагиду обладал исключительно низким голосом. — У вас будут раздельные финансы. Вы будете поровну участвовать в расходах по ведению домашнего хозяйства. Даже стоимость венчания вы оплатите поровну.

Он опустил голову, перечитывая строки.

— Ваш муж не несет ответственности за ваши долги. Вы от этого союза не получаете ничего сверх полутора тысяч ливров в год.

Рагиду положил бумаги на стол и снял очки.

— Гражданка Богарне, я должен быть с вами откровенен. Этот человек не принесет вам ничего, кроме своего плаща и шпаги. Боюсь, что не могу, говоря по совести, советовать вам подписать этот контракт.

Несмотря на то что в кабинете было прохладно, щеки у меня вспыхнули.

— Я приехала, чтобы подписать его, гражданин Рагиду, а не обсуждать.

— Пожалуйста, поймите: для вас было бы несчастьем выйти за этого человека.

— Так тому и быть!

И я взяла в руку перо.

Бонапарт сидел в прихожей.

— Только плащ и шпага, — повторил он позабавившие его слова.

— Вы подслушивали? И не оскорблены? — Я была вне себя. Имея дело с Бонапартом, ничего нельзя предвидеть.

— Посмотрим, на что способны плащ и шпага!

В тот же день, позже

Колокола приходской церкви пробили четыре. Я стояла у окна, глядя в сад. Сзади послышались шаги, и, обернувшись, я увидела Ланнуа с потертым кожаным саквояжем в руке.

— Вы куда-то собрались, Ланнуа? — спросила я. Об отлучке мы с ней не договаривались.

Она так энергично вздернула голову, что с нее едва не слетела скромная соломенная шляпка с бантом из ленты в бело-синюю полоску.

— Я не могу служить этому якобинцу!

— Вы уходите совсем? Сейчас?

— Прощайте! — зарыдала она, бросаясь в мои объятия.

9 марта

Немногим позже семи утра приехали Баррас и Тальен. Тальен был в черном сюртуке и цилиндре. Вместо сабли он держал в руке зонтик.

— Его похоронный костюм, — сказал Баррас, одетый в бархат и кружева.

Я напряженно улыбнулась.

Втроем мы поехали в карете Барраса, украшенной Агат и Гонтье: они привязали к упряжи букетики цветов белыми ленточками.

Ровно в восемь мы вошли в приемную районной управы, когда-то элегантную комнату, белую с золотом и шалящими купидонами, ныне покрытыми пылью. Здесь располагался штаб Второго района. В мраморном камине затухало пламя. Было темно: в бронзовом подсвечнике горела единственная свеча. Большие зеркала в позолоченных рамах отражали лишь тени.

Мой советник Жером Кальмюле уже сидел здесь в одном из тяжелых кожаных кресел. Регистратор, гражданин Лёклер, просматривал за столом бумаги; рядом с ним расположился худенький паренек с деревянной ногой. И никаких признаков присутствия Бонапарта!

— Несомненно, что-то задержало его в пути, — сказал Баррас, снимая пелерину.

Стали ждать. Примерно через час регистратор поднялся, зевнул и надел плащ.

— Оставляю тебя ответственным, Антонин, — бросил он пареньку на ходу.

Гражданин Антонин поудобнее пристроил свою деревянную ногу под большим письменным столом и важно посмотрел на нас.

— Несомненно, Бонапарт решил, что его ждут к девяти, — поерзал на неудобном стуле Тальен.

— Уже четверть десятого, — заметила я. Мой букетик цветов уже начал увядать. — Нам пора уходить.

Я была зла. И более того, унижена.

— Ждите! — приказал Баррас.

В начале одиннадцатого мы услышали шаги на лестнице.

— Прибыл, — прокомментировал Баррас.