Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Хорошо, — сказала я с преувеличенным благодушием.

— Директорат выплатил мне лишь восемь тысяч франков, — заметил Бонапарт.

Баррас откинул фалды сюртука и сел. Уж не носит ли он корсет?

— Я понимаю: этого недостаточно. Но в любом случае вы получаете не фальшивки, которыми Англия наводнила Францию, пытаясь подорвать нашу экономику, — воздел руки к небесам Баррас. — Как будто наша экономика и так не подорвана!

Но Бонапарта это не удовлетворило.

— Как прикажете кормить и экипировать армию на жалкие восемь тысяч? — Он забарабанил пальцами по шахматной доске, отчего две фигуры свалились на пол.

— Молитесь! — Баррас встретился со мной глазами и одарил знакомой кривой усмешкой. — В конце концов, теперь это законно… ну почти.

— Все-то вы смеетесь, Баррас, — сказала я, предлагая ему стакан клё-вужо — бургундского вина, которое, я знала, он любил.

— Нет, благодарю. Я заехал лишь отдать вам обещанный список, генерал, — повернулся Баррас к Бонапарту, вручая ему сложенный лист бумаги.

— Но тут только генеральские имена, — констатировал Бонапарт, пробежав его глазами. — А я просил имена всех офицеров Итальянской армии.

— Даже и капитанов? — Встав, Баррас потянулся за тростью.

— Даже их адъютантов.

— Уезжаете завтра к вечеру? Я попрошу секретаря доставить вам список утром. — Он стукнул Бонапарта кулаком по плечу, прощаясь на военный манер. — Желаю вам освободить итальянцев от австрийцев, генерал, как вы благородно это называете. Не упустите возможности также освободить их картины и скульптуры, раз уж на то пошло, ну и золото в церковных сундуках. Вот там и найдете деньги, чтобы накормить своих солдат!

Баррас подкинул трость, поймал на лету и чуть скосил глаза: поражена ли я его ловкостью?

11 марта, утро, слабый дождь

Этим утром я сонная, но улыбаюсь. К супружеским обязанностям Бонапарт относится с пылом новообращенного верующего и с пытливостью ученого. Он намерен перепробовать все позиции, описанные в книжке, которую нашел на лотке у реки. Их, по его словам, более сотни, а мы пока только на девятой.

В самом деле, бессмысленно пытаться предсказывать что-либо, имея с ним дело. Бонапарт может быть властным и бесчувственным, а уже через минуту — нежным и преданным. Прошлой ночью мы не могли наговориться…

— Как пена на волнах, — сказал он, лаская мою грудь.

— Мне это нравится, — улыбнулась я, наблюдая, как дрожит тень от пламени камина на стене, и вспоминая море.

— Поэзия или то, что я сейчас делаю?

— А это была поэзия? И то и другое.

Руки у него мягки, прикосновения удивительны.

— Это строчка из поэмы «Картон» Оссиана.[79] «Грудь сей девы пене шумных волн подобилась, взоры пламенны равнялись с блеском ясных звезд».

Я не сразу поняла, кого он имеет в виду. Бонапарт произносил имя шотландского барда как «Океан».

— Александр Великий избрал своим поэтом Гомера, Юлий Цезарь — Вергилия, я же — Оссиана.

— Бонапарт, вы тревожите меня, когда так говорите.

— Почему? Разве вам не нравится такой порядок: Александр, Цезарь, Наполеон?

— Я серьезно. Неужели вы не можете быть нормальным человеком?

— А что со мной не так? — Он прижался ко мне.

— Ну, в этом плане с вами все в порядке, — рассмеялась я. Так и есть, если не учитывать ненасытность Бонапарта.

— Позвольте сказать вам одну вещь.

— Разумеется! — Мне нравилась интимность нашего разговора, эти полночные признания.

— Иногда мне кажется, что я — перевоплощение Александра Великого. — Он коротко взглянул на меня. — Теперь вы считаете меня сумасшедшим?

— Я заметила, что вы много читаете об Александре, — выкрутилась я, не зная, что еще ответить. Если честно, кое-что в Бонапарте казалось мне странным.

— Вы не верите в такого рода вещи?

— Иногда. Но не всегда. В детстве гадалка предсказала мне, что я неудачно выйду замуж и овдовею.