Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

День взятия Бастилии, в одиннадцатом часу вечера или даже позднее

Только что вернулись с бала по случаю Дня взятия Бастилии. Теперь я понимаю смысл выражения «скучно до слез». Но нет, скука была «смертной».

Под общие приветствия мы с Бонапартом вошли в просторный полутемный бальный зал. Затем нас проводили на возвышение, где устроили новое чествование.

— Что будем делать дальше? — спросила я, стараясь поудобнее устроиться на комковатом сиденье. Женщины по углам шептались, прикрываясь веерами, и неодобрительно смотрели на меня. Мой наряд был куда более открытым, чем любые их платья. Я пожалела, что не взяла с собой шаль.

Бонапарт побарабанил пальцами.

— Мы почетные гости. Надо просто сидеть.

Весь вечер? Я почувствовала себя узницей.

Несколько часов кряду, как мне показалось, мы выслушивали высокопарные речи, нам по очереди представлялись первые лица миланской знати. Один отбил столь низкий поклон, что буквально дотронулся носом до пола. От вымученной улыбки у меня щеки сводило.

После этого ужаса Бонапарта вызвали на какое-то срочное совещание по военным вопросам, а я тем временем сидела у всех на виду и смотрела в зал. Со стропил свисали тонкие красно-бело-синие ленты, придавая помещению унылый вид. Пахло помадой, чесноком и потом. В воздухе висел туман рисовой пудры от париков. Смеялись только стоявшие у пустого камина лакеи. Собрание было слишком уж безрадостным, и я опасалась, что такими же окажутся предстоящие месяцы моего пребывания здесь.

— Позволяется ли прекрасной королеве танцевать с простыми смертными? — прошептал капитан Шарль. Он был в очаровательном китайском кафтане из зеленого шелка и в зеленых же сабо. — Музыканты, хоть и лишены того, что парижане назвали бы виртуозностью, по крайней мере, энергичны. — Он снял плюмаж со своего бархатного тока и стал им обмахиваться.

Прикрывшись веером, я улыбнулась ему.

— Прежде всего, капитан Умник, давайте внесем ясность: я не королева.

— Вы просто случайно оказались на троне?

— Увы, здесь мне сидеть и придется.

— Как… увлекательно, — состроил он забавную рожицу.

— Не смешите меня, — хихикнула я.

— Почему же?

— Мне не дозволяется приятно проводить время. Слишком серьезная должность, — заявила я, приосанившись.

— Так вы даже не присоединитесь к нам в котильоне? Я думал, парижанки одержимы страстью танцевать.

— В Париже все подвластны лишь одной истинной страсти, капитан, — сказала я. — И это, страшно признаться, стремление к богатству.

Капитан поднял руки в зеленых перчатках, притворяясь удивленным.

— Цинизм в женщинах меня поражает!

— Простите, капитан, я пыталась показаться умной… Ошибка с моей стороны, ибо я не такая.

— И все же, справедливости ради, надо признать, что в вашем утверждении есть истина. У меня имеется страсть к богатству, как вы это называете, — вернее, страсть к красивым вещам, а одно является необходимым следствием другого.

— Я и сама имею эту слабость, — печально улыбнулась я.

— Предпочитаю думать о ней как о чем-то вполне добродетельном, ибо разве поклонение красивым вещам не есть своего рода религия?

— Вы шутите и одновременно говорите о святости, капитан. Вы отважный человек.

— По-моему, святость, отвага и тяга к прекрасному присущи каждому мужчине. В женщинах же нечасто встретишь отвагу — зачастую прекрасный пол относится к этому качеству с опаской.

— Мы все ценим отвагу, капитан. Мужчины проявляют ее в седле или на поле боя. Женщинам же предоставляется меньше возможностей блеснуть смелостью — те, что выпадают нам, мы используем невинно: у портного или у шляпника.

— Или, может быть, у?.. — Он наклонил голову в направлении комнаты для игр.

— Я люблю те игры, где все зависит от случайности, капитан Шарль, но отвагой это не назовешь. По природе я осмотрительна.

— И все же, говорят, вы часто выигрываете.