Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Помню неровную поверхность холодных каменных ступеней, по которым в тюрьме, в монастыре кармелиток, я поднималась в сырую келью Лазара. Помню вкус виски на его языке, потрескивание горящего фитиля, его шелковистую кожу. С удивлением и благодарностью вспоминаю жар его любви… и свою, раздувшуюся из погасших было углей.

Достала со дна шкатулки с драгоценностями медаль с изображением святого Михаила, подаренную Лазаром. «Свобода или смерть», — велел он вытравить на обороте. Или смерть…

«Если со мной что-нибудь случится…» — писал он мне.

Он умер от скоротечной чахотки, повторил Бото за ужином, не отрывая взгляда от хрустального бокала с вином. В Вецларе. Там его и похоронили.

Что-то свербит у меня в горле. Горький, отвратительный привкус во рту, навевающий дурноту.

Просто мне в голову внезапно пришла мысль: не убили ли Лазара?

1 октября

Вечером долго говорила с Бото. И вот что я поняла.

Роялисты поменяли тактику. Вместо того чтобы действовать на республику силой извне, они решили разрушить ее изнутри и для этого провели в Законодательный совет несколько депутатов-роялистов. Цель, разумеется, — уничтожить республику и восстановить монархию.

В ответ директора Баррас, Ребель и Ла-Ревеер начали противодействовать. Располагая большинством в совете из пяти директоров, они попытались заменить министров-роялистов на верных республиканцев (одним из них был военный министр Лазар Гош). Опасаясь, что это вызовет восстание, Баррас убедил Лазара подтянуть его войска к Парижу.

С этого места история становится неясной. Почему-то план не удался, войска были замечены, и Лазару пришлось покинуть Париж. Его подозревали в измене, называли врагом республики.

Через несколько недель после этого Баррас предпринял вторую попытку сместить роялистов с их постов, которая на этот раз оказалась удачной. Вскоре Лазар умер. Боюсь, этим не кончится…

1 октября, Ла-Шомьер

Дорогая, я только что вернулась с похорон Лазара, совсем раздавлена горем. Весь народ оплакивает его, «золотого мальчика республики». Он умер, обвиненный своими врагами, но в глазах народа он — святой, святой революции. На похоронах была процессия пастухов в кипарисовых венках с посохами, увитыми черными лентами.

Видела там и молодую жену Лазара. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Выглядит убитой. Подозреваю, она беременна. Отец Лазара поддерживал ее, как мог, но затем и сам разрыдался. Не могу без слез вспоминать об этом.

Меня преследуют мысли об одном вечере в моем салоне. Бонапарт гадал всем по ладони. Посмотрев на линии судьбы Лазара, он сказал, что тот умрет молодым, в своей постели. Ты помнишь тот вечер?

Ходят, разумеется, всяческие слухи. Многие убеждены, что Лазара отравили, и обвиняют в этом Барраса. Впрочем, его обвиняют в каждом политическом преступлении! Это ужасно, особенно если знать, как удручен горем сам Баррас. Он не выходит из комнаты с закрытыми шторами, отказывается разговаривать.

Вернетесь ли Вы когда-нибудь? Тут все так печально.

Ваша любящая подруга Тереза

Р. S. Слышала, Вы наняли Вотье подновить дом. Отличный выбор!

15 октября

— Глава австрийской делегации желает говорить с вами, мадам. — Произнося это, Лизетт вовсю таращила глаза.

— Граф де Кобленц? Проводи его ко мне, пожалуйста!

Нельзя заставлять ждать такого важного человека.

Когда он вошел, я хотела поклониться, но сдержала себя. Я — жена генерала Бонапарта, победителя, и это граф Луи де Кобленц должен оказывать мне такую честь. Из затруднительного положения мы вышли, поклонившись друг другу одновременно, с равным уважением.