Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Все ваши здесь, — прошептала я Бонапарту. Каролина и Иоахим (в розовом), Элиза и Феликс. — И бедняжка Жозеф тоже, — заметила я. Впрочем, он пришел без Жюли. — Ах, это ваша матушка! — Я помахала, но никто не ответил.

Под конец первого действия публика заволновалась. Все ждали появления мадемуазель Жорж, которой предстояло выйти на сцену только во втором акте. Поэтому, когда занавес раздвинулся, поклонники громко захлопали; долгожданный момент настал, и на сцену прошествовала Клитемнестра. Она прекрасна — и высока ростом, — но с наших мест, расположенных рядом со сценой, было видно, что бедная девочка дрожит.

— Боже мой, Бонапарт, она не в силах заговорить, — прошептала я.

По счастью, одобрительный гул зала придал актрисе смелости, и она стала произносить свои реплики — отчасти безжизненно и без огня, присущего великим мастерам сцены.

В третьем действии в зале послышались шиканье и свист; кажется, на передних скамьях. У меня сердце запрыгало от беспокойства. Постепенно недовольные стали вести себя все более шумно и, наконец, в пятом действии заглушили всю — довольно длинную — реплику мадемуазель Жорж. Тут партер разразился криками, зрители принялись размахивать тростями и зонтами, а кое-кто даже подрался.

Бедная мадемуазель Жорж, запинаясь, вымолвила еще несколько реплик. Вид у нее был такой, будто она вот-вот упадет в обморок.

— Мужайтесь, Жорж! — выкрикнул кто-то, и после этого ее голос окреп, а публика притихла. Под занавес театр разразился восторженными криками.

1 декабря, Сен-Клу, ранний вечер

Тальма принял горделивую позу, молитвенно поднял взор к небу, отвел плечи назад.

— Даже Жоффруа, этого безмозглого критика, впечатлило мастерское выступление моей протеже, — сказал он, сложил руки на груди и опустил глаза долу, склонив благородное чело.

— Браво! — в восторге захлопала в ладоши Клари. Знаменитый театральный критик, недавно ополчившись против Тальма, назвал его «квакером от драмы». Открытую актером школу сценического искусства, по мнению Жоффруа, следует разогнать за отступление от классических канонов.

— Удивительно! — воскликнула я, подозревая, что Тальма неспроста набивается на комплименты в свой адрес. Мадемуазель Жорж, безусловно, прекрасна, но судя по монотонности и медлительности произносимых на сцене реплик, едва ли талантлива. И ей всего пятнадцать! — Надо послать ей поздравления, Бонапарт.

— Я уже распорядился, — ответил тот, задумчиво глядя на террасу.

16 декабря, очень холодно!

Тревожные вести с островов. В Сан-Доминго дела плохи — кажется, там произошло восстание.

— Проклятый Виктор Леклер! — бушевал Бонапарт. — Я дал ему лучших людей, самых опытных солдат, а он не может победить в какой-то мелкой стычке!

22 декабря, по-прежнему в Сен-Клу

Признаться, я устала от восхищения, которым сопровождается каждый шаг мадемуазель Жорж. Или дело просто в том, что, старея, я завидую ее юности?

В театр мы с Бонапартом приехали с опозданием. Мадемуазель Жорж, стоя посередине сцены и растягивая слова, произносила монолог. При нашем появлении публика зааплодировала, требуя, чтобы актеры начали пьесу с самого начала, — что они и проделали.

В целом, подумалось мне, представление не выглядит провальным: по крайней мере, роль начинающей актрисы сыграна недурно.

Когда Жорж произнесла: «Если я восхитила Цинну, то очарую и других мужчин!» — все вытянули шеи, чтобы посмотреть на Бонапарта.

— Кажется, все думают, что вы уже очарованы, — заметила я, прикасаясь к руке мужа (и наблюдая за его реакцией).

19 февраля 1803 года, рано

Англия отказывается соблюдать условия мирного договора. Бонапарт спит скверно, если спит вообще.

— Не уходите, — попросила я, потянувшись к нему посредине ночи.

— Высплюсь, когда умру, — парировал он, высвобождаясь.