Еретик Жоффруа Валле - Константин Курбатов (1987)

По знаку кюре монахи помогли Леону осилить три ступеньки лестницы, которая вела на эшафот. Всего ступеней было больше десятка. Но и с трех Леон сразу увидел значительно дальше.

— На костер! — бушевала толпа.

И в глазах — ни жалости, ни сочувствия, ни боли. Лишь осуждение, гнев и любопытство.

— На костер!

Все вместе, в таком количестве, они и впрямь казались справедливыми. А если каждый в отдельности? Их любого могли завтра взять по одному. Как Леона. И притащить сюда с веревкой на шее и со свечой в руке. И вот того, и вот ту. Что она так беснуется? Кто она? Может, тоже чья-то мать?

Мать!

Леон неожиданно увидел свою мать! Она кричала вместе со всеми. Размахивала кулаками. Седые волосы разлохматились.

Ноги не удержали Леона, и он рухнул бы вниз, не окажись рядом монахов.

— На костер! — вместе со всеми кричала мать Леона. — Смерть еретикам!

— Уверяю вас, сын мой, — раздался над ухом голос кюре, — что искреннее покаяние принесет вам успокоение. Назовите имя безбожника, совратившего вас, и вы спасете свою душу.

— Да, да, — пролепетал Леон. — Я назову. Только вы... Поклянитесь, что вы... что то имя останется тайной.

— Клянусь святым евангелием и спасением собственной души, — склонил голову кюре.

— И вы спасете Луи Шарля Армана де Морона?

— Нет, — ответил кюре. — Чтобы его спасти, я должен назвать другое имя. Но вы просите не называть его.

— Да, да, никому!

— Тогда решайтесь.

— Того человека, — с трудом выдавил Леон, — который дал мне переписать рукопись... зовут... Жоффруа Валле.

Сбивчивый рассказ о Жоффруа Валле действительно принес Леону облегчение. Леон словно переложил часть своего греха на другие плечи.

А тот, о котором в ухо кюре нашептывал вконец раздавленный Леон, стоял в это время в толпе и кусал губы.

— Господи, как у тебя хватило бессердечности допустить подобное? — шептал Жоффруа, не сводя глаз с привязанной цепями к столбу мертвой Анжелики.

В толпе еще несколько человек, помимо Жоффруа, смотрели на мертвую Анжелику. Вернее, на ту, что висела на столбе вместо нее. То были наши трое друзей. Там, в тюрьме, взяв на руки Анжелику, Базиль вдруг понял, что никогда не любил Сандрезу. Он нашел свою настоящую любовь, здесь, в тюрьме. Нашел, чтобы тут же потерять ее. Ничего не обретя взамен.

— Спасибо вам, великодушный маркиз, — сказала ему Анжелика. — Но я люблю другого.

— И он тоже любит вас?! — воскликнул Базиль.

— Да, любит.

— Тогда я отвезу вас к нему и буду счастлив вашим счастьем.

— Я больше никогда не покажусь ему, — грустно улыбнулась Анжелика.

— Почему?

— Пусть он думает, что я умерла. Так ему будет легче.

— Но ведь он любит вас!

— Любит.

— Так в чем же дело?

О, если бы Анжелика сама понимала, в чем! Она просто свято верила Жоффруа. Раз он так хотел, значит, так было для него нужно. Она никогда не мешала ему, она ему только помогала. И хотела помочь еще раз, последний. Он помучается и забудет. И может, станет еще злей. Чтобы успешней делать свое большое дело, для которого живет.

Дробь барабанов возвестила о начале экзекуции. Толпа притихла.

— Мы, божьим милосердием, парижский прево вместе с советниками объявляем справедливым приговором, что ты, Леон Бурже, повинен во многих заблуждениях и преступлениях. Мы решаем и объявляем, что ты, Леон Бурже, должен быть сожжен...

Ржавая цепь держала у столба хилое тело Леона. По хворосту вокруг поленницы побежал огонь. Дымное пламя превращалось в гудящий алый столб.

— Мы, божьим милосердием, парижский прево вместе с советниками объявляем справедливым приговор, что ты, Анжелика Готье...

— Скоты, грязные скоты, — бормотал Жоффруа, глотая слезы.

— Прошу извинить меня, месье, — тронули сзади Жоффруа Валле за плечо, — но вы столь громко читаете свою проповедь, что я невольно оказался вашим слушателем.