Смерть Ахиллеса - Борис Акунин (2000)

– Да есть кое-что, – скромно ответил Фандорин.

Разговор происходил в генерал-губернаторском кабинете. Самого Долгорукого, однако же, пока не было – по словам секретаря, его сиятельство заканчивали обед.

Наконец появился Владимир Андреевич. Вошел с видом загадочным и значительным, сел, официально откашлялся.

– Господа, по телеграфу получен ответ из Петербурга на мой подробный рапорт. Как видите, дело было сочтено настолько важным, что обошлось без проволочек. В данном случае я – всего лишь передаточное звено. Вот что пишет граф Толстов: «Милостивый государь Владимир Андреевич, в ответ на Вашу депешу довожу до Вашего сведения, что капитан Певцов, действительно, состоит при шефе Жандармского корпуса и в настоящее время находится в Москве с особым заданием. В частности, капитану предписывалось негласно изъять портфель, в котором могли содержаться документы, представляющие государственную важность. Следствие по делу о кончине генерал-адъютанта М.Д.Соболева Высочайше предписано считать законченным, о чем будет отправлено соответствующее определение и Евгению Осиповичу. Чиновника особых поручений Фандорина за самоуправство – привлечение к секретному расследованию частного лица, что повлекло за собой гибель вышеозначенного лица – Высочайшим же указанием велено от должности отстранить и поместить под домашний арест вплоть до особого распоряжения. Министр внутренних дел Д.А.Толстов».

Князь сокрушенно развел руками и молвил потрясенному Фандорину:

– Вот, голубчик, как оно повернулось. Ну да начальству видней.

Побледнев, Эраст Петрович медленно поднялся. Нет, не строгая, но, в сущности, справедливая монаршая кара заставила похолодеть его сердце. Хуже всего было то, что позорно провалилась версия, выдвинутая им с таким апломбом. Принять тайного правительственного агента за главного злодея! Какая постыдная ошибка!

– Мы тут с Евгением Осиповичем потолкуем, а вы уж, не обессудьте, ступайте к себе в гостиницу, да отдыхайте, – сочувственно сказал Долгорукой. – И не вешайте носа. Вы мне пришлись по сердцу, я за вас перед Петербургом похлопочу.

Коллежский асессор понуро направился к выходу. У самых дверей его окликнул Караченцев.

– Так что вы там обнаружили, в записной книжке? – спросил генерал и незаметно подмигнул – мол, ничего, перемелется – мука будет.

Помолчав, Эраст Петрович ответил:

– Ничего интересного, ваше п-превосходительство.

* * *

В гостинице Фандорин прямо с порога объявил:

– Маса, я обесчещен и помещен под арест. Из-за меня погиб Грушин. Это раз. У меня больше нет идей. Это два. Жизнь кончена. Это три.

Эраст Петрович дошел до постели, не раздеваясь, рухнул на подушку и тут же уснул.

Глава двенадцатая,

в которой капкан захлопывается

Первое, что увидел Фандорин, открыв глаза, – заполненный розовым закатом прямоугольник окна.

На полу у постели, церемонно положив руки на колени, сидел Маса – в черном парадном кимоно, лицо строгое, на голове свежая повязка.

– Ты что это вырядился? – с любопытством спросил Эраст Петрович.

– Вы сказали, господин, что вы обесчещены и что у вас больше нет идей.

– Так что с того?