Смерть Ахиллеса - Борис Акунин (2000)

– У меня есть хорошая идея. Я все обдумал и могу предложить достойный выход из тяжелой ситуации, в которой мы оба оказались. Ко всем своим многочисленным проступкам я прибавил еще один – нарушил европейский этикет, запрещающий пускать женщину в ванную. То, что я не понимаю этого странного обычая, меня не оправдывает. Я выучил целых двадцать шесть страниц из словаря – от легкого слова вонютика , что означает «человек, от которого неприятно пахнет», до трудного слова во-су-по-мо-си-те-фу-со-то-во-ва-ние , что означает «оказание помощи», но даже это суровое испытание не сняло тяжести с моей души. Что до же вас, господин, то вы сами сказали: ваша жизнь кончена. Так давайте, господин, уйдем из жизни вместе. Я все приготовил – даже тушь и кисточку для предсмертного стихотворения.

Фандорин потянулся, ощущая блаженную ломоту в суставах.

– Отстань, Маса, – сказал он, сладко зевнув. – У меня есть идея получше. Чем это так вкусно пахнет?

– Я купил свежие бубрики , самое лучшее, что есть в России после женщин, – печально ответил слуга. – Суп из прокисшей капусты, которым здесь все питаются, просто ужасен, но бубрики – прекрасное изобретение. Я хочу напоследок потешить свою хара , прежде чем разрежу ее кинжалом.

– Я тебе разрежу, – погрозил коллежский асессор. – Дай-ка бублик, я страшно голоден. Перекусим и за работу.

* * *

– Господин Клонов, из 19-го? – переспросил кельнер (так, на германский лад, называли в «Метрополе» старших служителей). – Как же-с, отлично помним. Был такой господин, из купцов. А вы, мистер, ему знакомый будете?

К вечеру идиллический закат внезапно ретировался, вытесненный холодным ветром и быстро сгущающимся мраком. Небо посуровело, брызнуло мелким дождиком, грозившим к ночи перерасти в нешуточный ливень. В связи с погодными обстоятельствами Фандорин оделся так, чтобы противостоять стихии: кепи с клеенчатым козырьком, непромокаемая шведская куртка из перчаточной лайки, резиновые галоши. Вид у него был до невозможности иностранный, чем, очевидно, и объяснялось неожиданное обращение кельнера. Семь бед один ответ, решил коллежский асессор, он же беглый арестант, и, перегнувшись через стойку, прошептал:

– Вовсе я ему не знакомый, милейший. Я жандармского корпуса к-капитан Певцов, а дело тут важнейшее и секретнейшее.

– Понял, – тоже шепотом ответил кельнер. – Сию минуту доложу.

Он зашелестел учетной книгой.

– Вот-с. Купец первой гильдии Николай Николаевич Клонов. Въехали утром 22-го, прибыли из Рязани. Съехать изволили в ночь с четверга на пятницу.

– Что?! – вскричал Фандорин. – Это с двадцать четвертого на двадцать пятое?! И прямо ночью?

– Точно так-с. Я сам не присутствовал, но тут запись – извольте взглянуть. Полный расчет произведен в полпятого утра, в ночную смену-с.

Сердце Эраста Петровича сжалось от нестерпимого азарта, знакомого только заядлым охотникам. С деланной небрежностью он спросил:

– А каков он на вид, этот Клонов?

– Обстоятельный такой господин, солидный. Одно слово – купец первой гильдии.

– Что, борода, большой живот? Опишите внешность. Есть ли особые приметы?

– Нет, бороды нет-с, и фигура не толстая. Не из Тит Титычей, а из современных коммерсантов. Одевается по-европейски. А внешность… – Кельнер подумал. – Обыкновенная внешность. Волосами блондин. Особые приметы… Разве что глаза-с. Очень уж светлые, какие у чухонцев бывают.

Фандорин хищно хлопнул ладонью по стойке. В яблочко! Вот он, главный персонаж. Въехал во вторник, за два дня до прибытия Соболева, а убрался в тот самый час, когда офицеры вносили мертвого генерала в обкраденный 47-ой номер. Горячо, очень горячо!

– Так вы говорите, солидный человек? Поди, люди к нему приходили, деловые п-партнеры?

– Никаких-с. Только пару раз нарочные с депешами. По всему видно было, что человек приехал в Москву не по делам, а больше развеяться.

– Это по чему же «по всему»?