Смерть Ахиллеса - Борис Акунин (2000)

Кельнер заговорщицки улыбнулся и сообщил на ухо:

– Как прибыли, первым делом стали насчет женского пола интересоваться. Мол, какие на Москве есть дамочки пошикарней. Чтоб непременно блондинка, да постройнее, с талией-с. С большим вкусом господин.

Эраст Петрович нахмурился. Получалось что-то странное. Не должен бы «капитан Певцов» блондинками интересоваться.

– Он об этом говорил с вами?

– Никак нет-с, это мне Тимофей Спиридоныч рассказывали. Они у нас кельнером служили, на этом самом месте. – Он вздохнул с деланной грустью. – В субботу преставился Тимофей Спиридоныч, царствие ему небесное. Завтра панихида-с.

– Как так «преставился»? – подался вперед Фандорин. – От чего?

– Обыкновенно-с. Шел вечером домой, поскользнулся, да затылком о камень. Тут недалеко, в проходном дворе. Был человек и нету. Все под Богом ходим. – Кельнер перекрестился. – Помощником я у них состоял. А теперь повышение вышло. Эх, жалко Тимофея Спиридоныча…

– Значит, Клонов с ним про дамочек говорил? – спросил коллежский асессор, остро чувствуя: вот сейчас, сейчас спадет пелена с глаз и картина произошедшего откроется во всей своей ясной и логичной цельности. – А подробней Тимофей Спиридоныч не рассказывал?

– Как же-с, любил покойник языком почесать. Говорит, обозначил девятнадцатому (так мы про меж собой постояльцев называем, по нумеру-с) всех московских блондинок высокого классу. Больше всего девятнадцатый мамзель Вандой из «Альпийской розы» заинтересовался.

Эраст Петрович на миг закрыл глаза. Вилась-вилась веревочка, да вот и кончик показался.

* * *

– Вы?

Ванда стояла в дверях, кутаясь в кружевную мантилью и испуганно смотрела на коллежского асессора, чья мокрая кожаная куртка, отражая свет лампы, казалась обрамленной сияющим нимбом. За спиной позднего посетителя шелестела и двигалась стеклянная стена дождя, еще дальше чернела тьма. С куртки на пол стекали ручейки.

– Входите, господин Фандорин, вы весь промокли.

– Самое удивительное, – сказал Эраст Петрович вместо приветствия, – что вы, мадемуазель, до сих пор еще живы.

– Благодаря вам, – передернула тонкими плечами певица. – У меня до сих пор перед глазами нож, который все приближается, приближается к моему горлу… Я по ночам спать не могу. И петь не могу.

– Я имел в виду вовсе не герра Кнабе, а Клонова. – Фандорин в упор смотрел в огромные зеленые глаза. – Расскажите мне про этого интересного господина.

Ванда не то удивилась, не то изобразила удивление.

– Клонов? Николай Клонов? При чем здесь он?

– А вот в этом мы сейчас разберемся.

Вошли в гостиную, сели. Горела только настольная лампа, накрытая зеленой шалью, отчего вся комната была похожа на подводный мир. Царство морской волшебницы, подумалось было Эрасту Петровичу, но неуместные мысли были решительно отогнаны прочь.

– Расскажите мне про к-купца первой гильдии Клонова.

Ванда взяла у него мокрую куртку, положила на пол, нимало не заботясь о сохранности пушистого персидского ковра.

– Очень привлекательный, – мечтательным тоном произнесла она, и Эраст Петрович ощутил нечто вроде укола ревности, на которую, однако же, не имел никаких прав. – Спокойный, уверенный. Хороший человек, мужчина из лучших, такого редко встретишь. Мне, во всяком случае, такие почти не попадаются. На вас чем-то похож. – Она слегка улыбнулась, и Фандорину стало не по себе – околдовывает. – Но я не понимаю, почему вы им интересуетесь?

– Этот человек не тот, за кого себя выдает. Он никакой не к-купец.

Ванда полуотвернулась, взгляд стал отсутствующим.

– Это меня не удивляет. Но я привыкла к тому, что у всех свои тайны. В чужие дела стараюсь не вмешиваться.

– Вы проницательная женщина, мадемуазель, без этого вы вряд ли преуспели бы в вашей… профессии, – Эраст Петрович смутился, понимая, что не совсем удачно выразился. – Неужели вы никогда не чувствовали исходящую от этого ч-человека угрозу?