Полиция - Ю. Несбё (2013)

Столе уставился на него. Он проводил психологическое освидетельствование сидящего перед ним мужчины? Невозможно помнить их всех, но обычно он помнил хотя бы лица.

Два маленьких шрама под подбородком. Ну конечно. Он думал, что они остались после подтяжки лица, но Беата говорила, что Валентин Йертсен, скорее всего, сделал себе обширную пластическую операцию.

— А вот ты произвел на меня впечатление, Эуне. Ты понял меня. Тебя не напугали детали, ты продолжал копать вглубь. Спрашивал о правильных вещах. О болезненных вещах. Как хороший массажист, который знает, где именно зажало мышцу. Ты нашел боль, Эуне. И поэтому я вернулся к тебе. Я надеялся, что ты снова найдешь этот чертов гнойник и вскроешь его, выкачаешь из него дерьмо. Можешь? Или ты растратил свой пыл, Эуне?

Столе кашлянул:

— Я не смогу этого сделать, если вы будете мне лгать, Пол. — Он намеренно протянул звук «о» в имени.

— Но я не лгу, Эуне. Только насчет работы и жены. Все остальное — правда. Ну да, еще имя. А в остальном…

— «Пинк Флойд»? Девушка?

Мужчина, сидящий перед ним, всплеснул руками и улыбнулся.

— А почему вы мне все это сейчас рассказываете, Пол? — «По-о-ол».

— Можешь больше не называть меня так. Можешь звать меня Валентин, если хочешь.

— Вал… как дальше?

Пациент издал короткий смешок:

— Прости, конечно, но артист из тебя никакой, Эуне. Ты прекрасно знаешь, кто я такой. Ты понял это в тот момент, когда увидел в отражении на оконном стекле мою татуировку.

— Почему я должен это знать?

— Потому что я тот, кого вы разыскиваете. Валентин Йертсен.

— «Вы»? «Разыскиваете»?

— Ты забываешь, что мне пришлось сидеть здесь и слушать, как ты с каким-то легавым обсуждал каракули Валентина Йертсена, оставленные на трамвайном стекле. Я еще тогда пожаловался, и ты не взял с меня денег за тот сеанс, помнишь?

Столе на пару секунд прикрыл глаза. Отключился от всего. Уверил сам себя, что Харри скоро будет здесь, он не мог далеко уйти.

— Кстати, поэтому я начал ездить на наши сеансы на велосипеде, а не на трамвае, — сказал Валентин Йертсен. — Я посчитал, что в трамваях будет установлено наблюдение.

— Но вы продолжали ходить ко мне.

Валентин пожал плечами и засунул руку в рюкзак.

— Когда едешь на велосипеде в шлеме и очках, тебя почти невозможно узнать. Да и ты ничего не понял. Ты решил, что я — Пол Ставнес, и баста. А мне были нужны эти сеансы, Эуне. Я правда очень сожалею, что они должны прекратиться…

Эуне чуть не всхлипнул, когда рука Валентина Йертсена показалась из рюкзака. Сталь отразила свет.

— Ты знал, что он называется survival knife?[66] — спросил Валентин. — Немного неверно в твоем случае. Но его можно использовать для самых разных целей. Например, для чего вот это… — кончиком пальца он коснулся зазубрин на лезвии, — многие не понимают, но считают, что это выглядит непривлекательно. А знаешь что? — Он снова улыбнулся едва заметной страшной улыбкой. — Они правы. Когда вот так проводишь ножом по горлу… — он показал, — он цепляется за кожу и рвет ее в клочья. А следующие зубцы рвут то, что под ней. Например, тонкую оболочку кровеносных сосудов. А если это вена, в которой кровь пульсирует под давлением… ну и зрелище, доложу тебе. Но не бойся. Ты этого не увидишь, обещаю.

Столе почувствовал головокружение. Даже понадеялся, что у него случился инфаркт.

— Тогда осталось только одно, Столе. Ничего, что я называю тебя Столе, ну, под конец, так сказать? Итак, каков твой диагноз?

— Диа… диа…

— Диагноз. В переводе с греческого «распознавание», правильно? Что со мной не так, Столе?

— Я… я не знаю, я…

Последовавшее движение было настолько быстрым, что Столе Эуне не успел даже пальца поднять, хотя пытался. Валентин исчез из его поля зрения, а когда он снова заговорил, голос его раздался сзади, прямо возле уха Столе.