Статский советник - Борис Акунин (2007)

Про Диану расспрашивать, конечно, не следует. Про революционное окружение тем паче — да и вряд ли Эсфирь причастна к какой-то серьезной антиправительственной деятельности. Что допустимо — получить сведения самого общего, можно даже сказать, социологического характера.

— Скажи, Эсфирь, п-правда ли, что женщины из революционных кругов придерживаются… совершенно свободных взглядов на любовные отношения?

Она расхохоталась, подтянула к подбородку колени и обхватила их руками.

— Так я и знала! Какой же ты предсказуемый и буржуазный. Если женщина не исполнила перед тобой весь положенный спектакль неприступности, ты готов заподозрить ее в распущенности. «Ах, сударь, я не такая! Фи, какая грязь! Нет-нет-нет, только после свадьбы!» — противным, сюсюкающим голоском передразнила она. — Вот какого поведения вы от нас хотите. Еще бы, законы капитала! Если хочешь хорошо продать товар, надо сначала сделать его желанным, чтоб у покупателя потекли слюнки. А я не товар, ваше высокородие. И вы не покупатель, — взгляд Эсфири загорелся праведным негодованием, тонкая рука грозно рассекала воздух. — Мы, женщины новой эпохи, не стесняемся своего естества и сами выбираем, кого любить. Вот у нас в кружке есть одна девушка. Мужчины от нее шарахаются, потому что она, бедняжка, ужасно некрасивая — уродина такая, что просто кошмар. Но зато ее все уважают за ум, больше чем иных раскрасавиц. Она говорит, что свободная любовь — это не свальный грех, а союз двух равноправных существ. Разумеется, временный, потому что чувства — материя непостоянная, их пожизненно в тюрьму не заточишь. И ты не бойся, я тебя к венцу не потащу. Я вообще тебя скоро брошу. Ты совершенно не в моем вкусе и вообще ты просто ужасен! Я хочу поскорее тобой пресытиться и окончательно в тебе разочароваться. Ну, что ты таращишься? Немедленно иди сюда!

Маса наверняка подслушивал под дверью, потому что именно в эту секунду в открывшуюся щель просунулась круглая узкоглазая голова.

— Добурое уцро, — просияла голова радостной улыбкой.

— Пошел к черту со своей гимнастикой! — воскликнула решительная Эсфирь и метко кинула в голову подушкой, но Маса принял удар, не дрогнув.

— Письмо от борьсёго господзина, — объявил он и показал длинный белый конверт.

«Большим господином» японец называл генерал-губернатора, так что причину вторжения следовало признать уважительной. Эраст Петрович вскрыл конверт, достал карточку с золотым гербом.

Текст был большей частью отпечатан типографским образом, только имя и приписка внизу были выведены ровным, старомодным почерком его сиятельства.

Милостивый государь.

По случаю сырной недели и грядущей широкой масленицы прошу пожаловать на блины. Сердечный ужин в узком кругу начнется в полночь. Господ приглашенных просят не утруждать себя ношением мундира. Дамы вольны выбирать платье по своему усмотрению.

Владимир Долгорукой

Эраст Петрович, непременно приходите. Расскажите мне о деле.

И приводите Вашу новую пассию — ужин неофициальный, а мне, старику, любопытно посмотреть.

— Что там? — недовольно спросила Эсфирь. — Грозный царь зовет? Собачью голову к седлу и на службу — головы рубить?

— Вовсе нет, — ответил Фандорин. — Это приглашение в генерал-губернаторскую резиденцию на блины. Вот, послушай.

И прочитал, разумеется, опустив приписку. Осведомленность князя о частной жизни своих ближайших помощников Фандорина ничуть не удивила — успел привыкнуть за годы совместной службы.

— Кстати, если хочешь, п-пойдем вместе, — сказал он, совершенно уверенный, что на блины к генерал-губернатору Эсфирь иначе как в кандалах и под конвоем не затащить.

— А что такое «в узком кругу»? — спросила она, брезгливо наморщив нос. — Это значит только султан и визири с особо доверенными евнухами?