Статский советник - Борис Акунин (2007)

— Ах нет! — закисла от тихого смеха роковая женщина. — В том-то и дело, что нет! Бурляеву я тоже дала недельную отставку! Он должен был счесть, что я предпочла ему Сверчинского!

Эраст Петрович нахмурился:

— А на самом деле?

— А на самом деле… — «сотрудница» наклонилась и доверительно шепнула. — А на самом деле у меня были обычные женские неприятности, и я в любом случае должна была отдохнуть от обоих своих возлюбленных!

Статский советник поневоле отшатнулся, а Диана еще пуще зашлась в приступе своего шипяще-свистящего веселья, очень довольная произведенным эффектом.

— Вы — кавалер деликатный, чопорный и придерживающийся строгих правил, поэтому вас я интригую цинизмом и нарушением условностей, — беззаботно призналась несостоявшаяся актриса. — Но делаю это не из практического интереса, а исключительно от любви к искусству. Женские неприятности у меня закончились, но вам, мсье Фандорин, надеяться не на что. Напрасно вы тут разливаетесь соловьем и осыпаете меня комплиментами. Вы совершенно не в моем вкусе.

Эраст Петрович поднялся с дивана, охваченный ужасом, обидой и разочарованием.

Ужас был самым первым из чувств: как могла эта кошмарная особа вообразить, будто он ее домогается!

Обида подступила вместе с воспоминанием: уже во второй раз за день женщина объявляла ему, что он не в ее вкусе.

Но сильнее всего, конечно, было разочарование: утечка сведений произошла не через Диану.

— Уверяю вас, сударыня, что на мой счет вы находитесь в совершеннейшем з-заблуждении, — холодно сказал статский советник и направился к двери, провожаемый шелестящим, задушенным смехом.

В пятом часу, мрачный и подавленный, Фандорин заехал в Большой Гнездниковский.

Единственная из перепавших ему перспективных версий самым постыдным образом провалилась, и теперь оставалось лишь играть жалкую роль нахлебника. Статский советник не привык питаться крохами с чужого стола и, предвидя унижение, чувствовал себя скверно, однако получить сведения о ходе расследования было совершенно необходимо, ибо ночью предстояло докладывать генерал-губернатору.

Охранное будто вымерло. В дежурной на первом этаже ни одного филера, только полицейский надзиратель и письмоводитель.

Наверху в приемной томился Зубцов. Эрасту Петровичу обрадовался как родному:

— Господин статский советник! Что-нибудь есть?

Фандорин угрюмо покачал головой.

— У нас тоже пусто, — вздохнул молодой человек и уныло покосился на телефонный аппарат. — Верите ли, сидим тут целый день, как прикованные. Ждем весточки от Гвидона. Я и господин Пожарский.

— Он здесь? — удивился Эраст Петрович.

— Да, и очень спокоен. Я бы даже сказал, безмятежен. Сидит в кабинете у Петра Ивановича, журнальчики почитывает. Сам господин подполковник поехал в студенческое общежитие на Дмитровку, допрашивать подозрительных. Евстратий Павлович со своими абреками, по его собственному выражению, «отправился по грибы по ягоды». Сверчинский с утра затеял объезжать все московские заставы и с каждой считает необходимым телефонировать. Я уж князю и докладывать перестал. Вечером неутомимый Станислав Филиппович лично проверит, как работают его люди на вокзалах, а ночевать собирается на Николаевском, вот какое служебное рвение, — иронически усмехнулся Зубцов. — Изображает активность перед новым начальством. Только князь не из дураков, его показным усердием не обманешь.

Эраст Петрович припомнил вчерашние смутные угрозы Сверчинского в адрес столичного гостя и покачал головой: вполне возможно, что дело здесь было вовсе не в усердии, а имелся у хитроумного жандармского начальника и какой-то иной умысел.

— Так от Гвидона н-ничего?

— Ничего, — вздохнул Зубцов. — Минут десять тому телефонировал некий мужчина, а я как назло был в кабинете у князя. У аппарата оставил письмоводителя. Пока меня подзывали, связь разъединилась. Мне этот звонок покою не дает.