Сегодня – позавчера - Виталий Храмов (2016)

– А вот так, – я начал было объяснять, но опять их лица уплыли вдаль, потом схлопнулись – я опять отрубился.

Очнулся, трясясь в телеге. Я был накрыт шинелью и брезентом. Откинул всё это, поднялся, остановил возницу, сошёл на землю:

– Поехали, – махнул вознице. Сам взялся за жердь телеги, пошёл рядом. Бронник с меня сняли, разгрузку тоже, на мне была чужая гимнастёрка и ватник.

Подбежал Кадет.

– Где мои вещи? – спросил я его. Он откинул брезент на телеге, показав мне обгоревшие на плечах и рукавах куртку и рубаху. От жара горящего танка брезент куртки и хэбэ рубахи стали жёлтыми, разбрелись.

– Ого. Как же я не обгорел? – удивился я.

– Обгорел. Разве не чувствуешь? И шея, и плечи, и руки. Брезент бронника совсем сгорел, голые пластины торчат.

– Не знаю, что и чувствовать, Миш. Всё болит. Давно идём?

– Скоро придём. Подобрали ещё троих красноармейцев. От Вязьмы идут. На шум боя шли, опоздали.

– Ты это, так оголтело на слово людям не верь. У нас же много следователей было, найди, пусть побеседуют с этими и со всеми последующими. Будет свой особый отдел.

– Виктор Иванович, люди уже две недели по лесам ходят. На еду накинулись, будто ни разу не ели.

– А ты всё одно не верь всем. И мне не верь. Никому не верь. Немцы специально в группы таких окруженцев своих агентов внедряют. Надо проверить. И на предательство и трусость проверить.

Миша удивленно, даже как-то осуждающе смотрел на меня.

– Пойми – люди эти теперь среди нас идут, в бою за твоей спиной окажутся, а кругом враг. Ты разве не хочешь знать хорошенько, кто спину твою прикроет?

– Это – да. Но, зачем агента к нам? Что он тут разведает?

– Агенты разные бывают. Бывает, взяли человека в плен, угрожают. К сотрудничеству склоняют. Расстрелом грозят. Он и согласился – жить-то хочется. А они его кровью и повязывают. Он под кино– и фотокамеру своих товарищей из нагана расстрелял. А если не будет делать то, что немцы прикажут – фотки в НКВД подбросят. Расстреляют не только ведь предателя, но и семью его. И вот послали его в лес, встретил он отряд своих бывших сослуживцев, пошёл с ними. Они его знают, верят. А он метки по пути оставляет, костёр ночью запалит, ягдкоманду наведёт.

– Это кто такие?

– Это специальные отряды врага, прошедшие подготовку по поиску и уничтожению партизан и таких, как мы, бредущих по лесам. Это охотники на людей.

– А-а, понятно.

– Так что всех вновь прибывших – проверять. Найди среди наших чекистов дознавателей, следователей или как это у них там обзывается. У Шила спроси. Слушай, а есть что пожрать? Не могу больше терпеть. Наемся, а там – пусть тошнит.

– Сейчас, Антипа Оскальдовича обрадую. Он всё сокрушался, что ты голодный. Я быстро.

Но обеда я не дождался. Очнулся – опять лежу в телеге. Тут же сел. Рядом сидела и спала малюсенькая девчушка в огромном ватнике и здоровенных сапогах. Голова её качалась туда-сюда в такт колебаниям телеги. Я спрыгнул, прикусил губу, чтобы не застонать, осторожно положил девочку на бок. Она сложила ладошки под щекой, даже не проснувшись, так и спала. Возница лишь хмыкнул на это.

– Почти приехали, – сообщил он мне, – уже два дозора проехали.

– Давно едем?

Возница пожал плечами. Я глянул на свои часы, с досады выкинул их в заросли (только позже я подумал, что поступил опрометчиво, наследил).

Над нами стояло низкое серое небо. Вереница телег и повозок, подобно гигантской гусенице, тянулась под облетевшими деревьями от одной вешке к другой. Так наши скауты отмечали проходимую для повозок дорогу.

– Великоват у нас обоз, – проворчал я.

– Угу, – кивнул возница, – даже кухня походная есть.

Как только он сказал о еде, мой живот тут же поднял бунт. Заурчал так, что далёкие выстрелы и уханья гранат за рёвом живота не сразу и услышал.

– Ага, – кивнул возница, – ребята «гостей» на лесопилке «встречают».