Подсказчик - Донато Карризи (2018)

В связи с этим в помещении ставят несколько фотоаппаратов и снимают эффект с длинной выдержкой, прежде чем он исчезнет навсегда.

Крепп раздал всем маски, оснащенные специальными фильтрами, и защитные очки, опасаясь, что люминол может оказаться канцерогеном, хотя это пока и не доказано.

– Командуйте, доктор, – обратился он к Гавиле.

– Начнем.

По рации Крепп передал приказ своим людям, оставшимся снаружи.

Сначала погасили все лампы.

Миле было не по себе в этой темноте, вызывающей клаустрофобию; она вдруг перестала что-либо чувствовать, кроме своего дыхания, пробивавшегося сквозь фильтр с каким-то зловещим хрипом. Он накладывался на глубокие механические вдохи и выдохи увлажнителей, которые без передышки наполняли помещение паром.

Откуда-то из глубины поднималась тревога, но Мила старалась держать себя в руках и только с нетерпением ждала, когда эксперимент закончится.

Спустя короткое время звук изменился. Сквозь вентиляционные отверстия помощники начали распылять химический раствор, который позволит увидеть кровь на стенах. Это шипящее в воздухе вещество сопровождалось синеватым свечением, похожим на солнечный свет в морских глубинах.

Поначалу Мила подумала, что это всего лишь оптический обман, нечто вроде миража, вызванного духотой. Но, когда свет набрал силу и залил все помещение, она снова увидела всех своих коллег. Как будто вновь зажегся свет, но вместо льдистого оттенка галоген обрел цвет индиго. «Что это?» – спросила она себя, и тут до нее дошло.

На стенах было столько крови, что действие люминола озарило их целиком.

Брызги расплескивались по всем направлениям, но казалось, исходили из одного источника прямо в центре комнаты. Как будто там стоял некий жертвенный алтарь. Потолок превратился в звездное покрывало. Великолепие подобного зрелища омрачала лишь мысль о том, чем вызвана эта оптическая иллюзия.

Фельдер, судя по всему, воспользовался бензопилой, чтобы превратить три тела в фарш, в месиво, которое легко спустить в ватерклозет.

Мила заметила, что другие были в таком же ужасе, как и она. Они поворачивали головы в разные стороны, как роботы, а тем временем точнейшие фотокамеры, расположенные по периметру комнаты, щелкали непрерывно, неотвратимо, неумолимо. Не прошло и пятнадцати секунд, как люминол высветил новые пятна из глубины стен.

И этот ужас был запечатлен.

Потом Борис указал рукой на одну стену:

– Смотрите!

И все увидели.

На одном участке стены люминол ничего не выявил, эта часть осталась белой в обрамлении синих пятен. Как будто краску распыляли из спрея на какой-то предмет, прислоненный к стене, и за ним осталась непрокрашенная часть, повторившая его форму. Словно негатив фотографии.

Каждый из них подумал, что этот негатив смутно напоминает человеческую тень.

В то время как Фельдер с безумной свирепостью перемалывал тела Ивонны и двоих ее детей, кто-то, стоя в углу комнаты, бесстрастно взирал на эту картину.

27

Ее позвали по имени.

Она уверена. Ей это не приснилось. Имя и вырвало ее из объятий сна, не страх и не внезапное осознание места, где она провела столь долгое время.

Действие лекарства, спутавшее все ощущения, кончилось в тот самый момент, когда она услышала свое имя, эхом прозвучавшее в брюхе чудовища. Как будто эхо пришло за ней неведомо откуда и наконец разыскало ее.

«Я здесь!» – хочет она крикнуть, но не может: губы все еще не слушаются.

К тому же появился какой-то шум. Звуки, которых раньше не было. На что они похожи, на шаги? Да, на шаги тяжелых башмаков. Их много, они звучат одновременно. Тут люди! Где? Над ней, вокруг нее. Всюду, хотя и далеко, слишком далеко. Что они там делают? Они и правда пришли за ней? Да, правда. Они пришли за ней, но не могут разглядеть ее в брюхе чудовища. Значит, надо, чтобы они услышали.

«Помогите», – пробует сказать она.