Подсказчик - Донато Карризи (2018)

28

– Кресло Александра Бермана!

В «Мозговом центре» команда обдумывает слова Гавилы. Они мысленно вернулись в квартал гетто, где педофил обустроил себе нору и поставил компьютер, через который выходил в Интернет на охоту.

– Крепп не нашел отпечатков на старом кожаном кресле в полуподвале!

На Горана внезапно снизошло озарение:

– На всем остальном их полно, а на кресле нету! Почему? Почему кто-то позаботился стереть их?

Криминолог перешел к стене, к которой были прикреплены отчеты, фотографии, листки с описанием происшествия в сиротском приюте. Он отколол один и начал читать. Это была стенограмма записи, на которой маленький Рональд Дермис исповедуется отцу Рольфу, записи, обнаруженной в кассетнике Билли Мора.

– «Тебе ведь известно, что случилось с Билли, правда, Рон?» – «Бог забрал его к себе». – «Нет, не Бог, Рон. Ты знаешь кто?» – «Он упал. Упал с башни». – «Но ты был с ним». – «Да». Потом священник переходит к посулам: «Никто тебя не станет наказывать, если честно скажешь, как все было. Я обещаю». И слышит ответ Рональда: «Он велел мне это сделать». Вы понимаете? «Он».

Горан обвел взглядом озадаченные лица своих сотрудников.

– Слышите, что спрашивает отец Рольф? «Кто – он? Билли велел тебе его столкнуть?» – «Нет», – отвечает Рональд. «Кто-то из ребят?» А Рональд опять: «Нет». – «Тогда кто? Ответь мне. Этого человека не существует, верно? Он всего лишь плод твоего воображения». И Рональд в который раз упорно отрицает это. Но отец Рольф не отстает: «Здесь больше никого нет. Только я и твои приятели». И Рональд в конце концов отвечает: «Он приходит только ко мне».

Мало-помалу смысл доходил до всех.

Горан, возбужденный, как ребенок, снова побежал к стене и снял оттуда копию письма, которое уже взрослый Рональд адресовал следователям.

– В его послании меня поразила фраза: «Потом пришел ОН. ОН понимал меня. ОН научил меня».

Криминолог показал всем это место в письме:

– Видите? Здесь слово «он» намеренно написано прописными буквами. Я уже думал над этим, но пришел к ошибочному выводу. Я думал, это явный пример раздвоения личности, в котором Я негативное непременно отделено от Я реального. И потому выступает как Он. «Это сделал Я, но Он велел мне это сделать, это ЕГО вина в том, кто Я»… Но я ошибался! Я впал в ту же ошибку, что и отец Рольф тридцать лет назад! Когда Рональд во время исповеди сказал «Он», священник решил, что мальчик имеет в виду самого себя и просто пытается вывести свою вину вовне. Это типично для детей. Но Рональд, которого знали мы, уже не ребенок.

Мила увидела, что блеск в глазах Горана чуть потух. Такое бывает всякий раз, как он уличит себя в ошибке.

– «Он», о ком говорит Рональд, – не его альтер эго, не раздвоение личности, не двойник, на которого он возлагает ответственность за свои действия! Нет, это именно тот «Он», что сидел в кресле Александра Бермана всякий раз, когда тот выходил в Интернет охотиться на детей! Фельдер оставил полным-полно следов в доме Ивонны Гресс, но взял на себя труд выкрасить комнату, где устроил бойню, потому что у стены стоял тот единственный, кого он должен был скрыть… а может быть, наоборот, выделить и обессмертить. Образ человека, который присутствует! Иными словами, Он – это Альберт.

– Извините, не получается, – заявила Сара Роза так спокойно и уверенно, что все оторопели. – Мы видели записи видеонаблюдения в Капо-Альто. Кроме Фельдера, никто в дом не входил.

Горан нацелил на нее палец, как будто пригвоздил к месту:

– Вот именно! Потому что он всякий раз устраивал маленькое затемнение. Ведь если вдуматься, такое же изображение на стене могло получиться от картонного трафарета или от манекена. О чем это нам говорит?

– О том, что он прекрасный иллюзионист, – сказала Мила.