Подсказчик - Донато Карризи (2018)

– Ну да, и это тоже! Этот человек с самого начала заставляет нас разгадывать свои ребусы. Возьмите похищение Сабины с карусели. Шедевр! Десятки людей, десятки пар глаз в луна-парке смотрели и ничего не заметили!

Можно подумать, человек, который его дразнит и бросает ему вызов, приводит Горана в восторг. Не то чтобы он не питает жалости к его жертвам. Нет, с его стороны это вовсе не бессердечие. Просто Альберт – объект его исследования. Постичь движение его мысли – трудная, но увлекательная задача.

– Я думаю, Альберт физически присутствовал в комнате, где Фельдер вершил свою бойню. Я исключаю манекены и тому подобные фокусы. Знаете почему? – Криминолог взял секундную паузу, наслаждаясь растерянным выражением их лиц. – В расположении кровавых пятен вокруг силуэта Крепп обнаружил «постоянные переменные», – так он выразился. А это значит, барьер между кровью и стеной не был неподвижен. Он шевелился!

Сара Роза осталась стоять с открытым ртом. Больше ей возразить было нечего.

– Давайте рассуждать практически, – заговорил Стерн. – Если Альберт познакомился с Рональдом Дермисом, когда тот был ребенком, сколько лет ему тогда было? Двадцать, тридцать? Значит, теперь ему пятьдесят или шестьдесят.

– Правильно, – согласился Борис. – А учитывая размеры тени на стене, я бы сказал, что рост его около ста семидесяти.

– Сто шестьдесят девять, – уточнила Сара Роза, которая уже сделала все замеры.

– У нас есть частичное описание преступника, это уже кое-что.

Горан опять взял слово:

– Берман, Рональд, Фельдер. Все они шакалы. А шакалы бродят стаей. И в каждой стае свой вожак. Именно это хочет сообщить нам Альберт: он их вожак. В их жизни был момент, когда они встретили Альберта, вместе или по отдельности. Рональд и Фельдер знали друг друга, они выросли в одном приюте. Но допустим, они не знали, кто такой Александр Берман. Единственное общее звено – он, Альберт. Вот почему он оставил свою подпись на каждом месте преступления.

– И что теперь будет? – спросила Сара Роза.

– Сами догадайтесь… Второе. На зов шакала еще не откликнулись два детских трупа и, соответственно, два члена стаи.

– А шестая девочка? – снова подала голос Мила.

– Да, шестая… Шестую Альберт оставил для себя.

Она уже полчаса стояла на противоположном тротуаре, не решаясь перейти улицу и позвонить. Все искала подходящие слова, которые оправдали бы ее присутствие здесь. Она так давно отвыкла от контактов, что даже самые простые проявления человеческих отношений казались абсолютно невозможными. Потому и тряслась от холода на улице, не в состоянии собраться с духом.

«Еще одна синяя машина проедет, и пойду, честно».

Уже десятый час, машин мало. В окнах дома Горана на третьем этаже горит свет. Улица, мокрая от растаявшего снега, слушает металлический концерт капель по жалобно стонущим желобам и водостокам.

«Ладно, пойду».

Мила вышла из густой тени, скрывавшей ее от возможного любопытства соседей, и быстро ступила под навес подъезда. Дом старый; до середины двадцатого века здесь наверняка было промышленное предприятие с большими окнами, широкими карнизами и гребнями, по сей день украшающими крышу. Таких много в этом районе. Должно быть, весь квартал переориентирован стараниями какого-нибудь архитектора из фабричных лабораторий в жилой массив.

Она позвонила в домофон и стала ждать.

Прошла почти минута, прежде чем до нее донесся искаженный динамиком голос Горана:

– Кто?

– Это Мила. Извини, мне надо с тобой поговорить, и лучше не по телефону. Но в Центре ты был очень занят, и я решила…

– Поднимайся. Третий этаж.

Короткий электронный сигнал, щелчок замка.

Вместо лифта грузоподъемник. Чтобы он пошел, надо вручную задвинуть дверь и нажать на рычаг. Мила медленно поднималась до третьего этажа. На площадке только одна дверь, уже приоткрытая для нее.

– Проходи, будь как дома.