Подсказчик - Донато Карризи (2018)

Лара повернулась и устремила свой единственный глаз на Горана. Вернее, позволила ему разглядеть себя.

– Да кто угодно. Скажем, кто-то из обслуги. Из нынешней или прошлой. Проверьте всех.

– Разумеется, проверим, но, боюсь, этот человек слишком хитер, чтобы оказать нам подобную любезность.

– Как вы догадываетесь, в этот дом входили только те, кого Джозеф мог подкупить. Иными словами, те, на кого распространялась его власть. Посторонних я здесь не видела.

– А юноши, что к нему захаживали? – выпалила Мила.

Лара опять выдержала долгую паузу.

– Им он тоже платил. Иной раз, особенно в последнее время, он забавы ради заключал с ними контракт, согласно которому они продавали ему душу. Наверно, они считали это игрой, шуткой безумного транжиры-миллиардера. И все как один подписывали. Я нашла в сейфе несколько таких документов. Подписи можно разобрать, хотя сделаны они не чернилами.

Она хохотнула над своей зловещей шуткой, но странный смешок насторожил Милу. Какой-то утробный, как будто его долго терзали в горле, а потом вытолкнули наружу. И хриплый не только от никотина, но и от боли. Лара немного помолчала и взяла со столика книгу.

Это был «Фауст».

Мила шагнула к ней:

– Вы не против, если мы попытаемся допросить вашего брата?

Стерн и Борис посмотрели на нее как на выжившую из ума.

Лара снова рассмеялась:

– Каким образом? Он скорее мертв, чем жив. – Она посерьезнела и вымолвила: – Поздно спохватились.

– И все же позвольте нам попробовать, – настойчиво повторила Мила.

30

На первый взгляд хрупкая женщина эта Никла Папакидис.

Может быть, так казалось из-за маленького роста и непропорционально широких бедер. А может, из-за легкой грусти в глазах, напоминавших о песне из мюзикла с Фредом Астером, или фото со старого новогоднего бала, или последний день лета.

Но, как оказалось, это была сильная женщина.

Свою силу Никла накапливала понемногу, в годы малого и великого противостояния. Она родилась в маленькой деревушке, первой из семерых детей, единственной девочкой. В одиннадцать лет лишилась матери и была вынуждена тянуть на себе весь дом – ухаживать за отцом, растить братьев. И вырастила: все получили образование, все устроились на приличную работу. Благодаря деньгам, скопленным годами жестокой экономии, они теперь ни в чем не нуждались. Все удачно женились, зажили своим домом, произвели на свет штук двадцать ее племянников. Словом, ей есть чему радоваться и чем гордиться. Когда самый младший из братьев вылетел из родного гнезда, она стала холить и лелеять престарелого родителя, решительно отказавшись сдать его в богадельню. Дабы не взваливать это бремя на братьев и невесток, она всем заявляла: «Вы за меня не беспокойтесь. У вас семьи, а я одна. Мне жертвовать нечем».

Она ходила за отцом, как за младенцем, до тех пор пока он в девяносто лет не перекочевал в мир иной. На похороны собрались все братья.

– Мне сорок семь, и вряд ли я теперь выйду замуж. Своих детей уже не будет, но ваши мне как свои, иного и не надо. Спасибо за приглашение переехать к вам, но я сделала свой выбор много лет назад, хоть и держала его в тайне от вас. Больше мы не увидимся, дорогие братья. Я решила посвятить оставшуюся жизнь Иисусу. Завтра ухожу в монастырь и останусь там затворницей. Там я и окончу мои дни.

– Так она монахиня! – воскликнул Борис, сидевший за рулем и молча слушавший рассказ Милы.

– Никла – не просто монахиня.

– Мне до сих пор не верится, что тебе удалось убедить Гавилу, а ему, в свою очередь, – Роша!

– Попытка не пытка. К тому же дальше Никлы это не пойдет, она умеет хранить секреты.

– Ну разве что.

На заднем сиденье стояла коробка, перевязанная красным бантом.

– Конфеты – единственная ее слабость, – объяснила Мила, попросив остановиться у кондитерской.

– Но, если она монахиня-затворница, кто ж ее с нами отпустит?