Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

У Байбагаса остались два сына – Аблай и Очирту. Аблай получил от отца в наследство шестьдесят тысяч дымов – кибиток, а Очирту – семьдесят тысяч. Через много лет Очирту возглавил джунгар и получил от Далай-ламы имя Цэцэн. Но на излёте жизни Очирту потерпел горькое поражение в войне с Галданом Бошогту, дядей Цэван-Рабдана, и попал в плен. В плену он и умер. Джунгарию взяли в руки надменные потомки Эрдени-Батура – Сенге, Галдан-Бошогту и Цэван-Рабдан. А потомки Байбагаса и Аблая прозябали в своём улусе на Иртыше – на дальней окраине ойратской вселенной.

– Не надейся меня обмануть, Онхудай, – устало сказал эмчи Буурул. – Сын Аблая не продолжил его род мужчинами, и ты – сын его дочери Цэлмэг-ану. Ты унаследовал место зайсанга от дяди, а не от отца. Твоя кость – кость Бодорхона, а не Чороса. Потому уходи на Иртыш и жди милости там.

Онхудай засопел от безвыходного гнева.

– Сколько стоит милость контайши? – задыхаясь, спросил он.

– Контайша любит изумруды.

– У меня их нет.

– Ещё ему нужны пушки.

– У меня их тоже нет.

– Тогда поди и разбей казахов Богенбая. Ты же великий воин.

– Ты смеёшься надо мной!

– Найди сам, чем может угодить контайше внук Аблая и правнук Байбагаса, – холодно сказал Буурул. – А сейчас покинь берега Или.

И Онхудай ушёл, оставив невольников в Кульдже. Для подарка Цэван-Рабдану он не мог придумать ничего, кроме золота, а золото – пятьдесят лянов за орыса и пятьсот лянов за Улюмджану – он надеялся получить от Ходжи Касыма. Вернувшись в Доржинкит, Онхудай забрал орыса и двинулся в Тургайские степи, где у ханаки Чимбая он назначил Касыму встречу.

А Ходжа Касым в это время готовил выкуп Вани Демарина.

Дела у Касыма шли прекрасно. Лавки бойко торговали, а из Берёзова от коменданта Толбузина по Иртышу поднялся дощаник с пушниной – восемь берестяных коробов, обмотанных сыромятными ремнями. Чтобы не дразнить таможенных дозорщиков и ларёчных смотрителей, дощаник разгрузился у Сузгун-горы за три версты до Тобольска, и короба доставили в амбар Касыма ночью на лёгких шитиках. И в доме у Касыма тоже всё было благополучно. Вернувшись из поездки к джунгарам, Касым увидел, что Хамуна как-то мягко оживилась: его лола урмондан наконец-то зацвёл. Хамуна улыбалась и на ложе впервые ответила мужу неумелой нежностью, хотя в глазах её всё равно осталась тёмная тайна, словно в глубине проруби. И даже в Назифе, которую Касым наградил одной из ночей, исчезло прежнее ожесточение.

– Что случилось с тобой и Хамуной? – спросил Касым.

– Мы все скучали по тебе, – ответила Назифа.

– Ты била её? – Касым проницательно глянул на жену.

– Я не била её, ведь ты мне запретил делать это.

Касым внимательно осмотрел Хамуну. Медовое тело остячки показалось ему безупречным; он не обнаружил следов от плети на спине или на заду Хамуны, не нашёл синяков или кровоподтёков ни на ляжках, ни на грудях. Назифа не солгала. И Касым решил не доискиваться до причин пробуждения Хамуны. Может, и нет никаких причин: время сделало своё дело, примирило Хамуну с её участью, научило жить так, как выпало.

Касым часто думал о Ване Демарине. Он не испытывал благодарности за то, что этот офицерик спас его от ножа Юхана Рената. Касым не сомневался: Ваней руководило желание вырваться из плена. Ваня защищал не бухарца, а своё будущее. Ну и хорошо. Касым тоже действовал из выгоды, а не из человеколюбия, ведь он тожир, а не праведник-салих. Тёплое чувство к Ване согревало сердце Касыма лишь потому, что Ваня был славным приобретением. Если всё получится, как надо, расходы на Ваню окупятся двадцать раз. Свалив Гагарина, Касым сможет вернуть себе Канифа-Юлы – древний путь в Бухару по Тоболу. Он обогатится на пушнине Толбузина, и ему не придётся платить Онхудаю за путь по Иртышу в Кашгар.